[Костомаров М. І. Слов’янська міфологія. — К., 1994. — С. 50-57.]

Попередня     Головна     Наступна             Примітки

ГЛАВА І

ЖИЗНЬ ДУХОВНАЯ

I. Религия

Христианская религия имеет отличительным свойством то, что она соединяет союзом единства народы, испбведующие оную. Но тем не менее однако не найдется двух народов, у которых бы религия была принимаема к сердцу совершенно одинаково, без малейшего развития, как бы ни были они близки между собою по условиям характера и жизни. Исторические события, действующие на народ, уже достаточны, чтобы положить на него особенный отпечаток во взгляде на отношения к высочайшему существу и нравственные понятия. Ежели один народ жил долгое время в беспрерывном стремлении поддержать свое национальное достоинство пред другими, расширить пределы своего отечества, подчинить своей власти соседей, а другой, напротив, ограничивал политическую деятельность защищением своей независимости, был занят сохранением своей национальности; то невозможно, чтоб у них были одинаковые религиозные понятия. Таким образом, у всякого народа есть свои оттенки в религии. Я не разумею здесь ни религиозных систем, ни догматов и тому подобного, а тот особенный взгляд, который народ имеет на свою религию, так называемую народную религиозность, не составляющую ни вероисповедания, ни секты. Эта религиозность есть одно из важнейших условий народного характера, и потому поэзия народная служит источником к узнанию оной.

К сожалению, рассмотреть вполне религиозность русского народа, как она является в народных песнях, здесь не могу, потому что не имею ничего в этом роде из великорусской поэзии, а потому решаюсь ограничиться одною малорусскою.

Религиозность в малорусской поэзии проявляется двумя способами: в песнях, посвященных религиозным предметам, и в таких поэтических произведениях, где религиозные понятия и чувства выказываются посредственно, то есть входя в отправления общественной и семейной жизни.

Духовные народные сочинения могут быть разделены на эпические — легенды и лирические — вирши и нравственные думы. /51/

Характер легенд — детская простота, фантастичность и живое чувство. Предметом их бывают события из жизни Спасителя и святых. Священные события рождества Иисуса Христа занимают первое место не только у малорусов, но и у других народов. Причина этому очевидна: она заключается в семейственности и сельскости, какими отличается характер самого евангельского повествования. В Малороссии на праздник рождества Христова поются особенные песни, называемые колядками, в числе которых есть некоторые религиозного содержания, описывающие празднуемое событие. Описания эти отличаются произвольными отступлениями и украшены вымыслами, которые однако не вредят истинному понятию и должны быть рассматриваемы как следствия участия народного чувства и воображения. Вот для примера одна колядка религиозного содержания:

А в Римі, Римі, в Єрусалимі,

Радуйся, радуйся, земле! Син нам ся

Божий народився.

Божая мати в полозі лежить,

В полозі лежить, синойка родить:

Сина вродила, в морі скупала,

В морі скупала, в ризі повила,

В ризі повила, до сну вложила.

Зійшлося к їй сорок ангелів,

Сорок ангелів, дванайцять попів!

Взяли синойка на Ардань ріку,

На Ардань ріку, го охрестили;

Стали они там книги читати,

Книги читати, ім’я гледати,

Ім’я гледати сина Божого,

Сина Божого і найвищого!

Ім’януймо го то святим Петром!

Божая мати то не злюбила,

То не злюбила й не дозволила.

Ім’януймо го та святим Павлом!

Божая мати то не злюбила,

То не злюбила й не дозволила.

Ім’януймо го паном небесним!

Божая мати то ізлюбила,

То ізлюбила і дозволила.

І дозволила, й благословила!

(Коляд., собр. Берец., сообщ. Срезн.) *

* Всі авторські скорочення подаються наприкінці праці. — Ред.

Деяния Иисуса Христа во время земной его жизни, равным образом притчи и поучения евангельские, также вошли в народную поэзию в виде рассказов, передаваемых с нравственной целью. Вот как, например, слепцы рассказывают притчу о Лазаре и богатом: /52/

«Як був собі Лазарь, нищий, убогий, хворий, недужий, лежав у гної перед багачевими воротами. Вийшов багач в сад за ворота, за ним вийшла челядь, препишна рота. Скоро багач із Лазарем зрівняв, а Лазарь до його гласом оддав: «Ой же, мій брате, сильний багачу, создай мені хліба й солі, Господь тобі з небес сам награждав, за ним твоїй душі й тілу на віщо треба». А багач на теє немало й не дбав и противнее слово брату одказав: «А вже бо ти, Лазаре, лежиш во гної та ще й смердиш, як вбитий пес; не називайся братом моїм; я маю братію як єдин сам, і маю я стожки-обворожки, а червоні все знатні полурожки, а дрібну монету — срібні денежки. Не боюсь я й пана-Бога, за все хлопочусь я, а де не принада мені, денежками оплачуся. Од наглої смерті одкуплюсь, до царства небесного приближусь, а не приближусь, так прикуплюсь». Та плюнувши на Лазаря, сам пріч і пішов та велів за собою ворота замкнути, перед своїм братом, перед Лазарем. Малеє время — час погодивши, став убогий Лазарь Богу молиться і молитви творить: «Господи, Господи, Спас милостивий мій! Прийми душу й тіло у царствіє твоє!» А вислухав Господь-Бог молитву його і заслав із небес святих анголів, по Лазаря, по душу його. І зхлинули анголи з неба низенько, взяли душу й тіло легенько і понесли Лазаря у рай небесний, посадили його в пресвітлім раю, в Господа небесного в честі та хвалі. А в другую хвилю — злую годину не дійшов багач до свого двору, — перестріла багача сильна хвороба за його неправії, противні слова, що одрікся брата Лазаря, а не брата Лазаря, — самого Христа! Скоро багач з Лазарем зрівняв, а багач до його гласом заволав: «Лазаре, мій брате , святий Лазаре, єдин отець — мати нас родила, да тільки не єдину Бог долю нам дав. Тобі, брате Лазаре, нижнєє убожество, а мені сильне багатство Бог дав; лучче твоє нижнєє убожество, аніж моє сильнее багатство; бо ти пробуваєш в пресвітлім раю, у Господа небесного в честі та хвалі, а я, брате, горюю в пекельнім огні. Чи міг би ти, брате Лазаре, сеє вчинити, персти свої в морі вмочити, язик мій у роті охолодити, пекельний огонь угасити». — «Не моя, брате, воля — самого Бога». «Спроси ж ти, брате, за мене Бога своїми постами і молитвами, а третіми спасенними милостинями! А чи не пустить мене Бог на той світ на будущий вік, бо я маю на тім світі живих п’ять братів: нехай між ними хоть пророкував, од Господа небесного пророчество мав». Отак йому святий Оврам одповідав: «Не потреба з небес живих пророків: мають вони пророчество — святеє письмо; нехай вони письмо завжди читають і своїх учителей нехай навчають; которі будуть добре справовать, то буде їм царство, де й Лазареві, а котрі злеє будуть починать, буде пекло, як багачеві. Аминь, так нам, Боже, й дай. Пішла віра християнська уся в пресвітлий рай».

Страданию и воскресению Иисуса Христа посвящено также несколько религиозных легенд, из которых некоторые видно, что сочинены людьми духовного звания, но усвоены народом, а на других лежит отпечаток чисто народной лирики. Вот, напр., что поют слепцы в великую пятницу:

В четвер з вечора жиди

совіт сотворили:

Не маємо царя іного,

Кроме кесаря чужого!

Се бо закон оставуєм:

Царем Христа ім’януєм!

Стали жидове гадати,

Як би нам його піймати.

До їх Іуда притече,

А притекши жидам рече:

«Що мені дасте, продам його,

Бо я єсть ученик його?» /53/

Мовлять жиди: «Гроші дамо,

Коли нам продаш його».

Вже Іуда розглядався,

Що у серці поспішився;

Продав Христа, одцурався,

А сам царствія зостався.

Вже Іуда побіг з дому,

Би то не був у чужому.

Спізнав Христа в його муці;

Мовить: «Люблю тебе, пане».

Христос хліб — тіло дає,

Своїм ученикам подає,

Уломивши, Іуді дав:

«Сей от вас мене продав!»

Рече Христос до Іоанна,

До свого друга-наперсника:

«Малії діти научайте,

Моє странствіє описуйте;

Прискорбна душа моя до смерті,

Приходить час уже умерти!

Приспів кінець — безсмертний час;

Зоставайтесь, дітки, — я йду од вас!»

В собрании колядок Берецкого воспевается таким образом воскресение Спасителя:

З-за тамтой гори, з-за високої

Виходить нам там золотий криж.

Славен си, славен си!

Наш милий Боже!

На високості,

В своїй славності

Славен си!

А під тим хрестом сам милий Госпід;

На йому сорочка та джунджовая (жемчужная),

Та джунджовая, барз кервавая...

Ой ішло дівча в Дунай по воду.

Та й вно виділо, та же руський Бог, —

Та же руський Бог із мертвих устав...

Здесь «дівча», вероятно, значит Марию Магдалину ³¹, первую свидетельницу воскресения Христова. В основе рассказа лежит отпечаток истины, но народное воображение украсило ее по-своему.

Матерь Божья в народных религиозных песнях есть предмет умилительного поклонения и нежной любви. Пресвятая Дева изображается заступницей несчастных и спасительницей грешных. В одной щедривке рассказывается, как Божья Матерь просит у своего божественного сына выпустить из «пекла» грешные души; в колядках карпатских есть рассказ, как шла Божья Матерь полем и встретила земледельца, сею-/54/щего пшеницу. «Помагай-біг, убогий сідлячку!» — сказала йому Пречистая:

Будуть ту іти жиди й жидівки,

Жиди й жидівки, й жидівські дівки:

Повідай же ти, же я тади йшла,

Коли ти ту орав — пшеничейку сіяв...

В самом деле, только что скрылась Святая Дева за гору, как явились «Жиди й жидівки, й жидівські дівки», но увидели, что «сідлячок» жнет свою пшеницу. «Кто такая эта «білоголова»? — спрашивают у него. — Не шла ли она мимо тебя?» — «Шла, — отвечает мужик, — тогда шла,

Коли я ту орав — пшеничейку сіяв,

А тепер уже я пшеничейку зажав».

Чудно стало жидам. Никак не могли они понять:

Коли ж то було: коли він ту орав,

А тепер овін пшеничейку зажав.

(Коляд., собр. Берец.)

Легенды из жизни апостолов и других святых — по большей части нравоучительные примеры и похожи на притчу о Лазаре и богатом, которую мы привели выше. Что касается до гимнов или духовных лирических песен, то это, так сказать, религиозно-философские думы, показывающие в народе малорусском наклонность к созерцанию и размышлению. Содержанием их бывают или жалобы на мир с обращением к Богу о подкреплении в горестях, как, напр., превосходная песня Сковороды ³², усвоенная народом: «Чи я кому виноват» и проч., или раскаяние в грехах, как напр., следующая песня:

Та прожив я свій вік не так, як чоловік!

Що люди живуть, як цвіти цвітуть:

Моя голова, як яла трава!

Не піду у мир, піду в монастир,

Щоб душу спасти, щоб Господь простив.

І душу спасу і кості ссушу.

Недвижно лежать, — страшно суда ждать.

Страшний суд прийде, всім розбор знайде:

Праведним душам увесь світлий рай,

А грішним душам вічноє пекло.

Що праведні душі звеселилися,

У рай ідучи, псалми поючи;

А грішні душі ужахнулися,

У пекло ідучи, сильно плачучи,

Отця й неньку клянучи:

«Проклятий час — тая година,

Що нас отець-мати на світ породила,

На добрий путь не навчила».

Иногда в подобных лирических песнях заключаются правила жизни и советы для души: /55/

Не вповай, душе, сама на себе!

А вповай, душе, все на Господа,

I на Господа й на матір його,

Пресвятую Діву Богородицю,

І на всіх його небесних сил!

Хто поіще Бога, той буде з ним,

Ізбавлен буде вічної муки.

Говоря о памятниках народной духовной поэзии, нельзя не упомянуть о таких произведениях, которых содержание взято из народной жизни и применено к христианским идеям. Так, напр., в одной думе рассказывается, что один удалец, долго «козакувавши», пришел наконец в горькое состояние бурлачества, роптал на Бога и впадал в отчаяние. Наконец, он решается удалиться от света и предаться молитве. Но земные желания долго не покидали его: он все жалел о судьбе своей и среди самой молитвы прорывался в нем ропот. Святой Николай Чудотворец ³³ является к отшельнику. «Чего хочешь — проси, — то Бог и даст тебе». Казак отвечает:

Я свої літа проводжу,

І нічого не заживу;

Нема щастя, ані долі,

Ні худоби, ані волі.

«Молись кріпше, чоловіче», — сказал ему чудотворец и удалился. Прошло еще несколько времени, казак продолжает бороться с грешными помышлениями, но молитва его час от часу становится усерднее и горячее, и вот опять является чудотворец: «Чего хочешь, то и дасть тебе теперь Бог: хочешь ли счастья, богатства...». Казак отвечает:

Не хочу я щастя-долі,

Ні худоби, ані волі,

Ні багатства времінного,

Хочу багатства вічного.

Есть еще нравственные думы, в которых показываются отношения детей к родителям, братьев, супругов, друзей и т. п.; об них мы упомянем в своем месте.

Рассматривая проявление религиозности в прочих произведениях народной поэзии, мы без дальних разысканий можем определить главную идею, проникающую духовное существо малоруса. Эта идея есть безусловная преданность воле Божьей. Вера для малоруса — предмет неприкосновенный: он не смел поверять ее рассудком, страшился отклониться от нее на шаг. Причина всего, что он видит, что с ним случается, есть Бог. «Він знає, що починає; Бог те знає, а не ми, грішні», — вот выражения, какие передала нам народная поэзия, какие и теперь всегда на устах малоруса. Когда Украина страдала от притеснений «ляха-католика», народ со смирением искал причины своих бедствий в неисповедимых судьбах божьих: /56/

Тільки Бог святий знав, що він думав-гадав,

Як на українську землю недолю посилав.

И теперь бедный бурлак-горемыка с таким же смирением переносит свое горе:

Така, Боже, твоя воля,

Що нещасна моя доля!

Малорус верит, что все делается только с Божьей помощью: «Як Бог не схоче, — говорит пословица, — то хоч би десять голів мав, то нічого не зробиш». Ропот есть величайший грех: в несчастье нет ничего дурного, если оно посылается Богом: «Що Бог дасть, то не напасть; Бог покорить, Бог і простить», потому что «кого Бог сотворить, того не уморить». Притом несчастье по народному понятию есть следствие грехов наших: «За що, — говорится в одной думе, — став нас Господь видимо карати: хліба-солі збавляти? За те, що не стали ми Бога почитати, отця-неньки шанувати, ближніх сусідів стали безневинно зобижати, — тим у нас і порядку не стало доставати». С такими понятиями малорус равнодушно переносит горести и бедствия земной жизни. Без беды не обойдешься: «Біда чоловіка найде, хоч сонце зайде, біда не спить»; привидением ходит она «по людях» и не выгнать незваную гостью, если она зайдет к кому: «Біди ні продати, ні проміняти, і грім біди не б’є». Одна только надежда, одна отрада для страдальца в вере. Страдая, он молится; молясь, надеется: надеясь, верит. Снедает ли влюбленное сердце убивающая тоска — к кому обратиться, как не к нему, справедливому:

Чи то, Боже, твоя воля, що я нещаслива?

Що ж я тому винна, що я вродилася?

Чи м’я небо покарало, що я любилася?

(Вац. из Ол., стр. 336)

Лишилась ли девушка милого, ужасно бедному сердцу... но ропот грех... так, видно, угодно Богу; и в простоте души она хочет засветить свечу и послать «до Бога», чтоб ее милому была «щасливая дорога» на тот свет, а между тем обращается к Богу с молитвою об успокоении:

Ой змилуйся, моцний Боже, тепер над мною:

Най я більше не журюся, не нужу собою!

(Вац. из Ол., стр 338)

Гонят ли несчастного сироту злые люди; он молится: «Боже милосердный! Единая отрада! — восклицает он, — да будет воля твоя, но покажи врагам моим, что я живу под крылами твоей благодати!» Горе посылается для очищения души и укрепления сердца: «Нема муки без науки»; но Бог — заступник и спаситель страждущих: он хоть «нескорий, але лучен», /57/ он «старий господар: має більш, ніж роздасть»; он «з калитою за сиротою»; он не отказывает просящему: «Хто в Бога просить, тому Бог дає»; людская сила того не остановит: «Кому Бог поможе, той все переможе». Не должен только человек забывать Бога в счастье: горе тому, «хто коли тривога, то до Бога, а по тривозі й забуде о Бозі. У кого Бога нема в голові, од того і Бог одступиться». Таковы понятия южноруса об отношениях человека к Богу; грех, величайший грех надеяться на самого себя без призвания Божьей благодати:

Не вповай, душе, сама на себе,

А вповай, душе, все на Господа!

ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ ЗНАЧЕНИИ РУССКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ

Глава I. Жизнь духовная. Религия.

Глава II. Жизнь духовная. Природа. Символы царства животного.

Глава III. Историческая жизнь русского народа. Малорусская историческая народная поэзия.

Глава IV. Историческая жизнь русского народа. Великорусская историческая народная поэзия.

Глава V. Общественная жизнь русского народа. Общественная жизнь малорусов.

Глава VI. Общественная жизнь русского народа. Об общественной жизни великорусов.

Попередня     Головна     Наступна             Примітки