[Костомаров Н. И. Русские инородцы. — М., 1996. — С. 509-511.]

Попередня     Головна     Наступна

Н. КОСТОМАРОВ

ОТВЕТ «МОСКОВСКИМ ВЕДОМОСТЯМ»

(ПО ПОВОДУ СБОРА ПОЖЕРТВОВАНИЙ В ПОЛЬЗУ ИЗДАНИЯ КНИГ НАУЧНОГО СОДЕРЖАНИЯ НА ЮЖНОРУССКОМ ЯЗЫКЕ)

*) Опубликовано в газете «День», 1863, № 27.

В № 136 Московских Ведомостей высказана мысль, будто сбор пожертвований в пользу издания книг научного содержания на Южнорусском языке есть дело тайных польских интриг, клонящихся ко вреду России, и что я, вместе с другими лицами, соделался орудием наших врагов. Так как подобное подозрение касается чести моей и других земляков моих, то я приглашаю Московские Ведомости представить ясные и фактические доводы, по которым общественное мнение могло бы или обвинить или оправдать меня. С своей стороны сообщаю по этому делу следующие сведения. Мысль о сборе и издании книг научного содержания по-южнорусски заявлена в первый раз мною в «Основе». Побуждения к этому были такие: 1) по моему глубокому убеждению, подтвержденному для меня опытом, наш книжный язык с тем складом, какой мы ему усвоили, неудобен для передачи сведений простому сельскому народу вообще на Руси. У народа своя укладка понятий, своеобразное течение речи и, наконец, множество своих слов и оборотов, нам столько же чуждых, как чужды ему составленные нами, так что многое, что читает народ в наших книгах, ему непонятно единственно от того, что мы ему передаем все это в непонятной форме. Популярные книги научного содержания для сельского народа должны быть написаны народным, а не нашим книжным искусственным языком, с большим или меньшим удалением от последнего, смот-/510/ря по местностям и употребительному в каждой из них способу выражения. Значительная часть Южной Руси говорит своеобразным языком, который мы называем южнорусским. Уверяют, что это не язык, а наречие. Мы бы могли в пользу свою привести мнения известных филологов; но не в том дело; наречие ли, язык ли — все равно; и в том и другом случае факт существования особого вида речи не изменяется, а из этого факта сама собою вытекает потребность писать для русского народа в Южной Руси особым, удобовразумительным и сообразным с местными свойствами речи способом. Никто не думал и не думает изгонять из Южной Руси книжного, общего, государственного языка; никто не заявлял о заменении его иным каким бы то ни было в университетах, гимназиях, семинариях. Шло дело только о преподавании в селах и главное о составлении таких книг, которые были бы доступнее и вразумительнее для урожденцев Южной Руси, привыкших к своему родному языку, и, разумеется, любящих свое духовное достояние. 2) В последнее время возникла охота писать по-южнорусски; эта юная литература ударилась в бесплодную беллетристику; при учреждении сбора была мысль обратить этого рода умственную деятельность на пользу народного просвещения. Сознаюсь, что я мало сочувствую писательству повестей и песнопений на южнорусском языке; если этого языка литература где-нибудь вполне законна и стоит на практической почве, то в таких только сочинениях, которые предназначаются для того, чтобы легчайшим и самым естественным путем провести в народ знание и просвещение.

На таких побуждениях основанное предприятие нашло сочувствие между моими земляками сначала в Петербурге, потом в разных местах Южной Руси левой стороны Днепра. На правой мысль наша принята была очень слабо: из Киевской и Подольской губерний прислано чрезвычайно мало денег, в сравнении с губерниями левой стороны, и те единственно от нескольких православных священников и Русских чиновников; из Волынской не получено ничего. Это объясняется тем, что в этих краях господствует между высшим образованным классом польский элемент, враждебный нашему делу. Это очень жаль, потому что поддержка и развитие местной речи служили бы сильным противодействием распространяемой там полонизации. По нашему мнению, Русскому обществу следовало бы помогать нам в этом деле, не слушая тех, которые показывают или крайнюю недобросовестность или крайнее незнание своей истории и этнографии, допуская нелепое подозрение о возможности солидарности какого бы то ни было Малорусского дела с каким бы то ни было Польским. Это было бы очень /511/ смешно, если б не было так оскорбительно. Свидетельствуюсь честию, что по вопросу о сборе я не только не получал никаких внушений от поляков, но даже не случалось мне вступать в разговоры с поляками об этом деле. Бессознательным орудием в этом деле быть не мог ни я, ни другие. Пусть же Московские Ведомости или докажут противное фактами, или сознаются в ложном обвинении: этого я требую от них во имя оскорбленной гражданской чести.

Костомаров Н. И. Русские инородцы. — М., 1996. — С. 509-511.

Попередня     Головна     Наступна