[Костомаров Н. И. Русские инородцы. — М., 1996. — С. 536-542.]

Попередня     Головна     Наступна

Н. КОСТОМАРОВ

ПО ВОПРОСУ О МАЛОРУССКОМ СЛОВЕ

(«МОСКОВСКИМ ВЕДОМОСТЯМ»)

*) Опубликовано в журнале «Вестник Европы», 1881, т. III, кн. 3.

В прошлом номере «Вестника Европы» напечатана была наша статья о малорусском слове, и во многих газетах, как столичных, так и провинциальных, также появились статьи все в одном духе, выражающие полное желание снятия всякого запрещения в малорусском наречии и предоставления совершенной свободы писать о нем. Никто не отозвался сколько-нибудь несогласно с этим желанием. Наконец, мы встретили в «Современных известиях» иного рода отзыв по этому предмету. Собственно, автор, писавший статью эту, в сущности соглашается, что всякие стеснительные меры против малорусского слова следует немедленно отменить, но вместе, «Современные Известия» чем-то недовольны, в чем-то сомневаются, чего-то хотят или чего-то не хотят... Мы вообще довольны, что в этом вопросе газета «Современные известия» нарушает общий унисон, потому что во всех вопросах, где только может возникнуть впоследствии какое-нибудь недоразумение, всегда желательно, чтоб не забывалась латинская поговорка: «audiatur et altera pars». Одиноко остающаяся сторона легко может увлечься через край своим убеждением, как и противная ей сторона своим собственным, и только чрез сопоставление доводов той и другой всего удобнее может открыться истина. Но в таких случаях польза возможна только тогда, когда обе противные между собой стороны будут опровергать друг друга добросовестно, имея в виду только то, что действительно есть у противника, а не навязывая последнему того, чего тот не го-/537/ворил, не желал и не думал. Московская газета поступила в этом случае именно таким образом.

Московская газета сомневается, чтоб существовало запрещение разговаривать ученикам на привычном наречии, а учителям преподавать. Очень сожалеем, что почтенная газета так мало знакома с предметом, о котором взялась рассуждать, что может сомневаться в таком общеизвестном факте. Мы так вот нимало не усомнились, прочитавши на 897 странице февральской книжки «Вестника Европы» об удалении народного учителя от должности за то, что он перевел по-малорусски две фразы из евангелия Матфея. Мы не сомневаемся в истине такого факта, потому что еще прежде давно слыхали о нем, и кроме того нам по слухам, исходящим из достоверных источников, известно немало возмутительных примеров вроде, хотя бы, например, такого, что исключают народного учителя за то, что он дал на прочтение своему знакомому книжку на малорусском языке, одобренную цензурой. «Современные известия», по поводу запрещения произносить проповеди на малорусском наречии, выражаются: «дозволены ли цензурою поучения на местном наречии — не знаем; если запрещены, то это — крупная ошибка, мало того — крупная несправедливость». И тут опять-таки приходится удивиться: как это газета, не зная такого факта, взялась говорить о малорусском слове. Кроме того, что произнесение проповеди по-малорусски в церквах строго запрещено, самый способ разрешения всяких проповедей для чтения в храмах таков, что не способствовал бы малорусскому проповедничеству даже и тогда, если б не существовало тяжелого запрещения, которого нарушение повлекло бы теперь священника даже к лишению сана. Священник, как городской, так и сельский, не иначе может народу произносить проповедь своего сочинения, как представив его предварительно на суд своего местного архиерея. Не правда ли, как это удобно, когда священнику придется иногда ехать сотни верст в губернский город, где пребывает его патриархальное начальство? Допустим, что этот благочестивый подвиг совершен, но какого компетентного суда может ожидать священник от архиерея, который сам происхождения великорусского, не знает, да и знать не считает нужным местного наречия, притом нередко окружен привезенными с собой или вызванными из великорусского края священниками?

По мнению газеты «Современные известия», запрещение употреблять малороссийские учебники есть только противодействие искусственному отклонению детей от великорусского языка, а желание вводить малороссийские учебники может исходить только от желания поставить возможно непроходнее стену между малороссиянином и русским вообще, отвести малороссийское ди-/538/тя от соблазна знать и изучать язык, общий остальным его соотечественникам. Но не мы ли, в нашей статье, напечатанной в «Вестнике Европы», указывали, что было бы полезно в учебниках, предназначенных для народного обучения, при русском тексте, в виду неудопоиятности русского литературного языка, прилагать текст малорусский, и таким образом, учащийся, лучше понимая предмет, которому учится, будет в то же время иметь возможность учиться и русскому языку? Мы уверены, что едва ли отзовутся украинофилы, которые нашли бы такой способ нежелательным, ради того, что он содействует распространению книжного русского языка между малорусами. Неужели же предлагаемый нами способ имеет, как говорит газета «Современные известия», конечную цель «оградить дитя от соблазна чужих звуков, отчудить его от его сограждан и добавим — лишить его развития»? Вот что значит, как мы выше заметили, недобросовестно навязывать противнику такие мнения, каких тот не заявлял, и потом спорить, как будто с противником, в сущности же с собственными измышлениями. Наша цель была именно способствовать скорейшему и правильнейшему усвоению не только того, что излагается на русском книжном языке, но и самого языка!

Совершенно права газета «Современные Известия», говоря, что «русский книжный язык есть никак не великорусский и что этимология и синтаксис во всех русских наречиях совершенно другие, нежели в литературном языке». Это самое мы говорили в указанной выше нашей статье, напечатанной в «Вестнике Европы», признавая отличия от литературного языка не только в русских наречиях, но и вообще во всей речи великорусского простолюдина, и в этих видах находили необходимым, чтобы учебные книги, назначенные для обучения сельских детей, писались на языке, более подходящем к простонародной речи, и наиболее удаленном от книжных речений и оборотов, а в тех областях, где отмены наречий и говоров наиболее ощутительны, полагали уместным, если учителя будут приспособляться к местным условиям в своих изустных объяснениях. Но такой способ неприменим одинаково там, где господствует наречие малорусское, по причине слишком громадной массы объяснений, необходимых при местных отличиях, и потому-то мы не находили иного способа, как прилагать, вместе с русским изложением предмета, и малорусское. Взгляд газеты «Современные Известия» прямо приводит к тому, что было предлагаемо нами. Между тем, эта газета, как видно, недовольна нашим способом, когда в желании вводить малорусские учебники подозревает «желание поставить, сколько возможно, непроходную стену между малороссиянином и русским». Неужели все это происходит от незнания предмета, рассуждать о котором автор этой газетной /539/ статьи некстати взялся? Да, видно по всему, что он его не знает. «Представим», продолжает газета «что белорусский, куда белорусский — даже калужский и смоленский патриот, даже московский, возымел намерение и осуществил его — написать учебники для окрестных ребят с местным говором, с «ничаво», «делаицця» и т.п. Не поставлена ли будет бедному дитяти только застава, чрез которую ему трудно будет перепрыгнуть к литературному языку, а следовательно к общению с всероссийскою мыслию, а чрез нее и с развитием всего человечества».

Из этих слов яснее, чем из предыдущего видно, что писавший такие строки не имеет точного понятия о том, о чем взялся судить. Ему кажется, что малорусское наречие есть такой же говор, как смоленский, калужский и даже московский, где все отличие от литературного языка ограничивается какими-нибудь «ничаво», «делаицця» и тому подобное. Так думать, конечно, может только тот, кто слыхал только или читал, что где-то, на юге российской империи, есть какие-то малорусы, но сам в своей жизни не видал ни одного «хохла» и не слыхал его речи народной. А такому господину не надобно и толковать о малорусском наречии, иначе он станет в такое смешное положение, что будет спорить против того, с чем сам, как после увидит, наперед уже согласился. Так и вышло с автором статьи, помещенной в «Современных Известиях». Эта статья заранее заявила, что не следует запрещать ни перевода священного писания, ни произнесения проповедей по-малорусски, ни сценических представлений на местном наречии, «а о книгах, выписываемых для учебного употребления, нечего и говорить», прибавляется в этой же газетной статье.

Но ведь мы чего же еще больше добиваемся?

Автор газетной статьи ни с сего ни с того вздумал доказывать, что переводить евангелия и всего богослужения на малороссийский язык для употребления в малороссийских церквах не следует, и несомненно сам малороссийский народ воспротивился бы такому расколу! Но о таком расколе никто не заявлял, никому даже и в голову он не входил; говорилось только о переводе на малорусское наречие священного писания для народного чтения, точно так, как оно переведено на литературный русский язык, хотя богослужение продолжает оставаться на церковно-славянском. Но ведь сама газета в той же статье заявила, что «не понимает, за что запрещать книгу Иова или какую угодно из библии на малороссийском языке». А если так, то из-за чего же сыр-бор загорелся? Зачем нужно было и писать обо всем этом?

Автор статьи, о которой идет речь, указывает, однако, что его расположили к этому глубокомысленные политические соображения. Стеснительные меры против малороссийского наречия /540/ — говорит он — истекли вероятно из желания противодействовать тому походу против русской народности, который ведется не со вчерашнего дня доброй нашей соседкой за Бугом и Днестром. Австро-венгерскому правительству не очень приятно, что в его земле есть более трех миллионов русского населения. Оно придумало остроумный способ отучить своих русских подданных от мысли, что они русские. Оно назвало их рутенами, Ruthenen, издает поощрительные меры, чтобы азбука у них была бы не общая с нами, русскими, а отличного начертания, и главное, чтобы правописание как можно далее отходило от этимологии и повторяло фотографически говор. Были и есть попытки пропагандировать эту новую народность в пределах России: есть старания протискивать к нам книжки в этом смысле, а кстати распространять в деревнях и портреты австрийского императора... благоразумие требовало бы от наших, украинофилов не давать себя смешивать с автрийскими сочинителями рутенской народности. А к сожалению видим обратное. В «числе печалований читаем печалования и о правописании... Правописание в настоящем случае есть не просто правописание, а политическое знамя. — Под правописанием этим газетная статья разумеет кулешовку, способ правописания, введенный г. Кулишом и теперь признаваемый газетой «Современные известия» «смешным, детским, крайне ненаучным и попросту сказать невежественным».

Мы не знаем о попытках Австро-Венгрии пропагандировать в пределах России какую-то новую народность, не знаем о распространении в деревнях портретов австрийского императора; политическими вопросами мы не занимаемся и вообще были и остаемся такого мнения, что не следует впутывать политики в вопросы, касающиеся чисто этнографии и лингвистики. Но видим, что, ступивши на эту стезю, автор статьи, помещенной в «Современных Известиях», оказывается, может быть, мимо собственного желания, так же несведущим в истории, как показал себя в этнографии и лингвистике. Слово «рутены» выдумано не в недавнее время и не австро-венгерским правительством; вы его можете встретить во множестве в разных средневековых сочинениях в значении русских вообще. Что касается до правописания кулешовки, то измышлено оно было без всякого соотношения с Австро-Венгрией. Его происхождение имело вот какой источник: в малороссийском наречии произношение и употребление букв, выражающих звук твердого и мягкого и, представляют большие отмены против великороссийского, а потому и затруднения при выражении их общей русской азбукой. Отсюда у писателей малорусских возникли разные попытки выражать эти звуки; произошла путаница; чуть не каждый писатель выдумывал свое собственное правописание, и г. Кулиш /541/ вздумал прекратить этот беспорядок тем, что ввел — мягкое и выражать буквой і, а твердое буквой и. Этот способ был повсеместно усвоен, и у нас в России, и в Галичине. Мы, собственно, никогда не признавали этого способа вполне удовлетворительным, так как он не выражал существующей связи малорусского наречия с церковно-славянским и с русским наречиями. Некогда, еще в тридцатых годах текущего столетия, задолго до появления г. Кулиша на литературном поприще, мы употребляли правописание Максимовича и хотя впоследствии, когда издававшийся в Петербурге журнал «Основа» принял правописание Кулиша, приняли и мы его ради только того, чтоб не делать раскола в литературе; но в недавнее время, представляя в академии наук сумму на премию составителям малороссийского словаря, заявляли, что удобнее всего, при печатании означенного словаря, употребить правописание Максимовича, а не Кулиша, и мнение наше было принято во внимание. Поэтому мы уж никак не возьмем на себя защищать и оправдывать кулешовку; но чтоб оно было, как говорят «Соврем. Известия», не просто правописание, а политическое знамя — это призрак, один из таких призраков, каких созидать не следует, потому что малознающие суть дела могут такой призрак принять за что-то имеющее вещественные качества. Совет «Современных Известий» украинофилам — не смешивать себя с австрийскими сочинителями «рутенской» народности, не может быть принят, потому что этот совет показывает только незнание советодателя предметов, о которых он берется рассуждать. Новосозидаемой рутенской народности нет; рутенами, как уже мы сказали, называли в средние века вообще русских всех; теперь же это название удержалось у немцев австрийских для обозначения той части русского племени, которая вошла в Австро-Венгерскую державу. Газета, о которой идет речь, говорит далее: «сколько помним, правительственный циркуляр о малороссийской литературе не стесняет правописания этимологического, то есть заявляющего о своей связи с русским письменным и остальными славянскими языками». Мы этого циркуляра не читали, но слышали в цензуре, что, напротив, допускается только способ, который бы обыкновенными русскими буквами выражал малорусское произношение, и встречавшиеся печатные места по-малорусски показывали употребление именно такого способа, а не этимологического, обработанного Максимовичем с треугольными значками над о и у. Этот способ правописания тоже фонетический, как и кулешовка: между ними разница только та, что один для твердого и употребляет букву и, другой же — букву ы, выражая буквой и мягкое ее произношение. Газетная статья «Современных Известий», с свойственным ей незнанием того, о чем толкует, сообщает, что по /542/ правописанию Кулиша слово вол пишется віл, вместо того, чтоб писать, как предлагал Максимович, вол; и это указывает на желание намеренно затруднять догадку о том, что віл есть родное слово и другим наречиям (?!). Но Максимович предлагал писать не вóл, а вôл, что у него значит совершенно то же, что в кулешовке віл. Между тем, наша почтенная газета пришла в такой азарт, что оканчивает свою статью такой достойной третьего отделения тирадой: «усилия русских людей ввести віла (помилуйте: его никак не введете, потому что віл. в косвенных падежах удерживает о, и нельзя сказать віла, но — вола) в употребление среди русских подданных дают на себя неблаговидное подозрение, и правительственные против них меры получают смысл самого законного самоограждения». По этому одному финалу достаточно уразуметь, что за рука, писавшая такие строки, и что за газета, помещающая их на своих столбцах! Конечно, в том же духе в этой статейке не обошлось и без поляков, которые пригодны, чтоб их притянуть всюду, когда хотят противнику поднести такого, что, по гоголевскому выражению, значит: на вот, мол, тебе; съешь! «Все это на руку (что же это? пропаганда какой-то небывалой рутенской народности с кулешовским правописанием) и полякам, то есть тем из них, которые не забыли Речи Посполитой. Они тоже исповедуют, что Русь Волыни и Подолии есть нечто другое, нежели Москва». Поляки ли так говорят, а, может быть, и другие — во всяком случае они здесь говорят правду. Не только Русь Волыни и Подолии, но Русь Полтавщины и Харьковщины есть также нечто другое по своей народности, нежели Москва — в этнографическом смысле обитающей там массы народонаселения. Это правда и правда деть негде. Неужели из-за того, что эту всем давно известную правду говорят между прочим и поляки, мы должны отрекаться от нее и проповедовать ложь, измышленную московскими лжеславянолюбствующими политиканами!

Костомаров Н. И. По вопросу о малорусском слове // Костомаров Н. И. Русские инородцы. — М., 1996. — С. 536-542.

Попередня     Головна     Наступна