Уклінно просимо заповнити Опитування про фемінативи
О бытности, от времени измены запорожцев, в
Крымском владении и о принятии по прошению, их по прежнему в подданство
российское *
От времени ж измены Мазепиной, во все сии прошедшие лета, запорожцы, татарами употребляемы были во всякие их службы и работы, городовые и прочие, равно и на войну, как то многажды случалось быть им с крымцами против горских черкес и кумык, и даже до реки Сулаку доходили без всякого за то жалованья.
* Сие повествование списано с сочинения, бывшего, от 1736-го по 1740 год, в Сече, для построения тогда к оной крепостного укрепления, инженер-подпоручика, князя Семена Иванова сына Мышецкого, который по сказаниям тогдашнего кошевого атамана и прочих старейших Козаков, ему рассказывавших, сию повесть составил, будучи еще в Сечи.
И так, вот кто творец этого, в высшей степени замечательного сочинения, напечатанного нами в «Чтениях Общества», в № 6 (Заседание 23 января) под именем: «История о козаках запорожских», и пр. В предисловии к ней мы, основываясь на сходстве текста ее с помещенным у Ригельмана по 1-му списку этого летописного повествования о Малой России (см. предисловие) и, не имея еще в руках второго полнейшего списка, с коего печатается оно ныне, приписали сочинение князя Мышецкого самому Ригельману, не скрывая, однако же, что «нам хотелось бы иметь более непреложных доводов в этом деле (стр. VI)» и что «со временем, быть может, откроется и самое имя сочинителя этого описания или истории». Теперь тот самый, кому мы, по некоторым благовидным причинам, приписывали честь сочинения, объявляет нам настоящего виновника этого, превосходного в своем роде и веке, творения. О. Бодянский.
Из сего ж роду Козаков, кои в прежние времена, от бывшего безпутного польского правления отшатившись, под крымское ж владение отдалися, жили немалым числом, при реке Самаре, а во время с Россиею войны, в Крыму и близ оной, а по замирении паки по Самаре, оных присвоивали сечевские, так как бы живущих на их землях и налогами своими притесняли их безмерно, налагая на них разные тяглы, как бы на подчиненных своих, делали при том некоторые им обиды и насильства, что с немалою прискорбностью сносить принуждены были и до того времени терпели, доколе сечевским козакам с крымским ханом в множественном числе случилось быть в походе противу черкес. Тогда собрались немалым числом самарские, вдруг на Сечу их напали и кош их весь разграбили, выжгли и разорили, людей оставших побили, и разные казни, во отомщение своей обиды, им учинили. Но как запорожцы из походу возвратились и нашли Сечу свою разоренную, кошевой собрал остаток разоренных людей своих, переселился того для от Алешек паки к речке Каменке и, по устроении там коша своего, пошел с силою на Козаков самар-/640/ских, разорил их селения, людей, сколько найти мог, побил, имение побрал и возвратился в Сечь.
При всем том, хотя запорожцы под крымским владением состояли, но, по обыклым их промыслам, не оставляли добычи своей и от самых крымцев притяжать. Они так же, как и прежде своего подданства, табуны отгоняли, разбой делали и людей от них уводили и убивали, так равно и из Польши, по старой ни них злобе как бы нарочно из положенного на то для их оброчного места. И когда тем воровством они изобличены, или в том пойманы бывали, взыскивал хан с них возврат и платеж, так как в один случай принуждены целым войском, по повелению ханскому, за учиненное их козаками воровство, Польше заплатить 24 000 талеров и оставить для Польши населенной ими Кайдак, и оный разорить. А иногда воров головою, а пленных на размен выдавали. За беглецов же, если из христиан бежать из Крыму, без изъятия за тех платить всегда повинны были, так как за слабое их в том смотрение по границе, хотя б они об оных и не ведали. Может быть они б и в российских границах свои добычи искали, токмо по недоверке, под жестоким наказанием, от хана запрещено было, чтоб ни под каким видом в оную не входили. Напротив чего и с российской стороны повеление имелось, что, как бы скоро козаки запорожские при границах явились, то на том же месте оных изменников поймавши, без представления, вешать, и за тем они одноземцев своих не посещали.
Во всю ту бытность их под Крымом, почасту для осмотра войска, бытия и селения их, или когда и за иным делом, присылал хан к ним своих султанов, мурз и прочих старшин с татарами, коих не менее 200, а иногда и более, к ним приезжало, то должны были всегда козаки с особливою честию их принимать, и сколько б времени они у них ни пробыли, довольствовать их и лошадей их коштом, а на отъезде их еще и дарить.
В одно время случившиеся на Днепре реке, крымской стороне, в урочище Карай Тебене, в рыбном своем промыслу, козаки нечаянно в подмытом водою крутом береге усмотрели одну малую пушку, и объявили об оной своему кошевому, который тотчас с надежными козаками оную отрыл, и вместо одной, нашли их там 50; коих взяв, сохранили в тутошном зимовнику, содержа оны потаенно, чтоб татары об них не сведали, и их так же, как и прежде бывшие у них пушки, не отобрали. А как пришли по прежнему в подданство российское, тогда оные разделили по своим куреням, и с того времени, до опровержения их, употребляли они их на военных думбасах своих.
Наконец, запорожцы возчувствовали прямо свою неволю и утеснение от татар, и пришли тогда единодушно в раскаяние о измене Своей, усердно возжелали, принеся свою повинность, паки прибегнуть к Российской державе. Старались того для просьбами своими сыскивать у оной себе прощение и о принятии их по прежнему в число верноподданных рабов российских. Но как по многим, а паче по /641/ той последней их немалой изменнической вине, принять их не разсуждалось, потому что верить им, яко вероломцам, было сумнительно, отказывали сего ради при всяком их прошение до 1733 года.
Во время ж царствования императрицы Анны Иоанновны, когда на место покойного польского короля, Августа Второго, следовало возвесть сына его, наследника саксонского, Августа ж, на престол польский, то некоторая часть Польши, на место оного, возжелала было паки себе бывшего прежде сего, во время короля шведского, Каролуса XII, на польском престоле королем Станислава Лещинского, принуждена того для Россия во оное вступиться, чтоб Лещинского до того не допустить, а восстановить королем Августа того саксонского. Из чего та часть Польши против России и своих, кои в Станиславе им несогласны были, вооружилась, и, для умножения своих сил, просила от крымского хана себе вспоможения, чтоб дал им несколько тысяч татар и Козаков, которые б могли с ними против россиян супротивляться. Хан крымский в том служить им не отрекся и немедленно нарядил желаемое число войска своего, татар и козаков, и велено уже было им в Польшу в поход выступить.
Но козаки никогда за Польшу воевать против России желания не имели; при том как были уже огорчены татарами, искали сего для ежечасно отбыть от крымского правления, чего ради, с согласия всех, писали в Российское державство, принося свою повинность и раскаяние и испрашивая прощение в известной виновности их и о принятии по прежнему в свое вечное подданство и покровительство, за что с клятвою обещались всю ту вину свою заслуживать кровию во всех тех случаях, где им повелено будет.
Сие самое прошение их было к сему случаю весьма кстати. Имея об оном довольное разсуждение и положа на мере, о приношении их повинности, и что предают себя в вечное подданство с клятвенным обещанием, именным ее императорского величества указом велено послать к ним грамоту с милостивым прощением и что приемлются в подданство, уровняются с прочими верными рабами Российского государства, и что имеют владеть всеми теми же местами, коими и прежде владели, а в неотменном их пребывании в оном, привесть бы их к присяге, так же для переселения их на прежние в российских границах места, произвесть, с высочайшего матернего милосердия, им денежное жалованье. Для чего со всем оным к ним и отправлен был офицер один.
Коль скоро о следовании и о приближении того посланца к Сечи козаки сведали, тотчас, собравшись со всеми своими старшинами, вышли из Сечи, или селения своего; и стали по обоим сторонам дороги той, где следовать посланцу было надобно. Кошевой, бывший тогда, Иванец, с старшинами встречал его с радостью, приносил ему от всего войска поздравление с благодарностью, при следовании ж его до города, производили пальбу пушечную и оружейную, шед тем порядком до самой церкви, где встречали его духовные во облачении /642/ и с крестами, архимандрит со священниками и с их причетом, коих имели они данных у себя от патриарха цареградского. Говоря ему так же приветствие и введя его в церковь, благодарственной молебен пели, с возношением при том о высочайшем здравии ее величества, и, при окончании оного, из пушек палили. Вышедши ж из церкви били Раду, то есть созыв, чрез литавры и созывали все войско свое в круг к церкви, куда вынесли и все знамена, бунчуг и булаву, и пред ними в оном кругу была прочтена им всем в слух высочайшая грамота, и требовано на то, через есаула, от них соизволение, на что всем войском единогласно объявлено было, что все желают усердно быть под державою и в подданстве вечно у царя православного, а не у бусурманов, в чем тот же самый час и тут же перед церковью учинили присягу с крестным целованием; равно, и подписками оное утвердили. По сем приняли ту присланную к ним жалованную грамоту и денежную казну, торжествовали с немалым веселением в воздая честь присланному с истинным почтением.
Вскоре по прибытии в Войско Запорожское того российского посланца, прибыл к ним и турецкий, по причине, что хан крымский уведомил султана, что запорожцы отклоняются от их державства, и что отдаются в вечное подданство Российской империи; прислала того для Оттоманская Порта к ним своего посла, с грамотою ж, с денежною казною и с дарами, чтоб тем их удержать, или возвратить к Порте наилучше возможно было. Он прибыл к Сечи и, видя, что ему козаки достойной чести не делают, сделал для известия о прибытии своем к ним выстрел из пушки, напротив чего и запорожцы ответствовали ему, в знак поздравления о прибытии его, одною ж пушкою. Посол, видя их неуклонных, оставил требовать все, подлежащие ему, чести, но только, домогаючись, вручил им султанскую и от гетмана, изменника Орлика, присланные грамоты, для которых, по обычаю, сделали Раду, или сбор, всему войску, при котором собрании с надлежащею честию присутствовал и российской присланной, и прочли всем вслух те грамоты, в коих приглашаемы были, чтоб Войско Запорожское от Порты не отступало и было б всегда под покровительством и защитою ее, а за услуги козацкие и за верность их, жалуется им всегдашняя султанская милость и великое жалованье. Точию коль скоро козаки оные грамоты выслушали, по обыкновенной вольности своей все крича, ругали и бранили за все прежние от татар им огорчения и худое содержание, так же и Орлика поносили за измену его и за отступление от закона христианского, которое он учинил в Бендерах пред постановлением его в гетманство, и что они издревле христиане и подданные российские; довольно, де, и то, что Мазепа и Орлик изменою своею и их к тому лестью привели, для чего отныне навсегда, как уже обещались, останутся в подданстве России неотменными. А кошевой и вся старшина, с атаманами и со всеми старшинами и лучшими козаками, подошел к российскому офицеру с почтением, все то повторя, подтвердили, что будут навсегда верные /643/ и неотменные рабы ее императорскому величеству, и с тем Рада разошлась.
Посол, слыша оное и получа от запорожцев письменный ответ, наполненный с тем, что как недовольны ханом крымским, татарами, турецкими начальниками и всем их правлением, понося их за то урекательно, не мешкавши турки отбыли из Сечи в путь свой, не получа и проводников себе. Козаки по отпуске от себя, на степи ограбили, и отняли от них казну и все подарки, что к ним ни прислано было.
Российский же присланный офицер, по собрании и по привидении им всех оставших Козаков, кои были в отлучках, к присяге, отбыл из Сечи с такою же честию, с какою принят был, и выпровожен через всю запорожскую степь даже до украинских границ. И так с оного времени до разрушения их потом навсегда Коша, были запорожцы в непременном подданстве российском. Они город свой или селение, с речки Каменки, по повелению перенесли по Днепру вверх к реке Подполной, которая находится по течению Днепра на правой стороне, и построили тут свою Сечу, где и поныне оная находится, в семи верстах от Днепра (под именем уже Покровской крепости, по разрушении их Коша), и с того времени употреблены были козаки оные в действительные военные службы с пользою, как противу поляк, а потом и турок, что все исполняли охотно.
Турецкий же посол, прибыв в Константинополь, представил Порте присланной с ним от запорожцев письменной ответ, и при том объявил, что они уже действительно Российской державе, еще до прибытия его к ним, отдалися, и в том, при присланном российском посланнике, подписками своими и присягою уже утвердились, так же, что ему, яко послу, будучи в Сечи, никакой чести не сделали, но еще на обратном пути его совсем ограбили и всю казну и дары к ним, от Порты посланные, отняли. За что султан посланными ферманами, то есть указами, в Крым и в прочие, к ним близлежащие, места, велел, чтоб находящихся в тех местах и в иных оставшихся запорожцев ловить и в каторжные работы определять без пощады, что услыша козаки не укоснили и сами им за то отплатить, тотчас всех турок и татар, находившихся у них в Сечи, порубили и тем оказали им неустрашимость.
Вскоре по сем от Оттоманской Порты еще к запорожцам посланник был прислан с тем, что когда войско оное от турецкого владения уже отложилось и отдалось в подданство российское, то б и место то, на коем они жительство свое имеют, так как отчину турецкую, оставили б и имели бы пребывание свое в границах российских, а не турецких, в противном же случае, если того исполнено не будет, то за оное наисуровейшим образом с ними поступлено будет. На то козаки посланнику ответствовали, что они жительство свое всегда имели и ныне имеют на древних российских землях, а не на иных, и для того б, и впредь с такими угрозами к ним не присылали, или они их угрозы сами сокращать станут, и с тем посланника отпустили. /644/
С сего времени начали они служить, по обещанию своему, России, и были того ж 1733 году с гетманскими козаками в Польше, где весьма ревностно оказывали свою храбрость.