Уклінно просимо заповнити Опитування про фемінативи  


Головна





Михаил ДМИТРИЕВ (Москва)

«ПРОЯСНЕНИЕ, КАСАЮЩЕЕСЯ ВОССТАНИЯ КАЗАКОВ И ВТОРЖЕНИЯ ТАТАР В ПОЛЬШУ В 1647 Г.»

источник книги Линажа де Восьенна о восстании под руководством Богдана Хмельницкого


[Історичний збірник: Історія, історіософія, джерелознавство. — К.: ІНТЕЛ, 1996. — С. 332-353.]



Среди французских рукописей Национальной библиотеки в Париже хранятся некоторые материалы, касающиеся украинского казачества XVII в. Одна из рукописей проливает свет на предысторию создания сочинения П.Линажа де Восьенна «Истинная причина восстания казаков против Польши» [1]. Само по себе это сочинение известно в науке. О нем писал Ф.Равита-Гавронский [2], его кратко охарактеризовал Д. Наливайко [3], оно внимательно изучено А.Керстеном, автором недавней едва ли не исчерпывающей биографии И.Радзеевского [4], упоминается в других исследованиях [5]. Однако рукопись Национальной библиотеки, о которой пойдет речь [6], оставалась невведенной в научный оборот. Она озаглавлена «Прояснение, касающееся восстания казаков и вторжения татар в Польшу в 1647 г.» Автор — тот же Пьер Линаж де Восьенн, но создано это сочинение не через два десятилетня после описанных событий, а непосредственно по их горячим следам. Время создания «Прояснения» устанавливается по тексту введения, которое обращено к канцлеру франции Сегье и рассказывает об обстоятельствах возникновения записки. Она предназначалась, в соответствии с поручением канцлера Сегье, французскому послу в Швеции Шаню и должна была помочь ему в ознакомлении с событиями, происходившими в Польше в 1646-\333\1649 гг. Однако лицо, обещавшее П. Линажу де Восьенну дать соответствующие сведения, не выполнило обещания в срок. Кроме того, представленная информация была изложена по-польски, и поэтому пришлось долгое время искать переводчика на французский. В результате Шаню не успел подучить записку до начала переговоров. Тем не менее Линаж де Восьенн пишет, что посчитал нужным подать канцлеру «в первый день года это свидетельство моего усердия» [7]. Поскольку Сегье был канцлером с 1635 по март 1650 (и позднее) [8], а посольство Шаню отправилось в Швецию в октябре 1649 года [9], время написания «Прояснения» должно быть отнесено к рубежу 1649 и 1650 годов.

Сведения о предыстории восстания Б.Хмельницкого, изложенные в «Прояснении», почти не отличаются от содержания книги 1674 г. В предисловии к изданию 1674 г. Линаж де Восьенн говорит о двух информаторах, от которых он узнал о событиях в Речи Посполитой [10]. Одним из них был Иероним Радзеевский, находившийся во Франции в 1653-54 гг. [11]. Именно на него ссылается постоянно Линаж де Восьенн, не упоминая более о другом информаторе, подготовившем сведения о событиях 1646-49 гг. Из рукописи Национальной библиотеки мы узнаем, что рассказ этого анонимного информатора был записан по-польски и переведен неким знакомым Линажа де Восьенна, проведшим 14 или 15 лет в Польше [12]. Таким образом, не один только Радзеевский познакомил Линажа де Восьенна с предысторией и событиями восстания под руководством Богдана Хмельницкого и польско-казацкой войны [13]. Степень доверия к части книги «Истинная причина восстания казаков против Польши» можно будет определить точнее, если удастся установить, кто именно был информатором Линажа де Восьенна в 1649 г. Так или иначе рукопись Национальной библиотеки, легшая в основу текста 1674 г. позволяет более серьезно, чем прежде было принято, относиться к сведением и мнениям Линажа де Восьенна, видеть в них не одну лишь «беллетристику», «инспирированную Радзеевским с целью самореабилитации» и имеющую характер «грубой апологии», вольно обходящейся с фактами [14].

Ниже публикуются: а) французский текст «Прояснения, касающегося восстания казаков и вторжения татар в Польшу в 1647 г.»; б) русский перевод этого текста; в) перевод отрывка из книги Линажа де Восьенна «Истинная причина восстания; казаков про-\334\тив Польши», в котором от имени Радзеевского дается общая характеристика казачества.

В рукописи «Прояснения...» имеются места, не вполне ясные по смыслу или палеографии. Они отмечены знаками вопроса в скобках. Знак «//» означает начало очередной и конец предыдущей страницы. Правописание имен собственных дается в соответствии с оригиналом. В русском переводе слова в скобках вводятся для облегчения формулировок перевода. В переводе отрывка из книги Линажа де Восьенна в скобках дается французский эквивалент некоторых терминов и имен собственных.



F. 1 Eclaircissement sur la revolte des Cosaques et sur f. lr. l’irruption des Tartares en Pologne en l’annes 1647 // F. 2 // A Monseigneur Seguier Chancelier de France.

F. 2r. Monsegneur, Je croiois joindre ce petit // Eclaircissement de la revolte dec Cosaques, et de l’irruption des Tartares en Pologne a la negociation de Monsieur Chanut en Suede que j’ai dresse par la commendement de vostre Grandeur et le mettre en cet endroit ou il est parle de l’armement que Fit Vladislav Roi de Pologne 1646, qui donna tant l’alarmes a la Suede et qui se ruina peu de temps apres, parce que la Republique sans la participation de laquelle il avait este f. 3 Fait, ne voulut pas souffrir ces troupes dans le // Royaume. Mais ceux qui mel’avoient promis ne m’aVant pas tenu paroi le et ne me l’avant donne que depuis quelques mois et mesme en une langue que je m’entens pas, comme est la Polonaise, je ne l’ai pu presenter a V.G. qu’apres coup et apres lui avoir rendu cette negociation. Il est vrai et je l’advoue a ma confusion, que je l’aurais pu presenter il y a quelque temps a vostre Grandeur, si j’avois eu intelligence de cette langue et peut estre l’aurois le reduit en une forme plus avantageuse f 3v // qu’il n’est pas, mais tel qu’il es. J’ai tasche de lui donner l’aur d’un Minifaste, j’ai pris seulement le sens de chacun article a l’aide de la version l’un de mes amis qui sans le flatter n’est pas trop habile en l’equivalent des langues quoi qu’il ait demeure 14 ou quinze ans en Pologne. Cette version neatmoins toute grossiere qu’elle estoit, n’a pas laisse de me fournir assez de jour pour lui donner un sens suportable et la mettre en estat de pouvoir parroistre aux yeux de V.G. Tout ce, dont on me pourrait blasmer serait de dire f. 4 // que je presente a tard ce petit recit a V.G. et qu’en l’estat qu’est aujourd’hui la negociation de Mr. Chanut is n’y peut plus entrer, que comme une pie hors l’oeuvres, qui aura peine a prendre suitte dans son tissur. Mais quoi \335\ qu’on en puisse dire je m’estimerai fort heureux s’il peut donner au corps de cette negosiation la mesme esclat que ces Pierres hors l’oeuvres et en faillie donnent a l’architecture. Du moins en pourai je tirer cet avantage qu’il me servira de pretexte et de faut conduit pour renouveller a V.G. en ce premier jour de l’annes les protestations f.4r // de mon zele, de mon respect et de ma fidelite inviolable. Si V.G. avoit la bonte de de considerer au travers de toutes ces belles qualitez et qu’elle fut persuadee de la verite, que je lui dis, il ne viendrait que trop a propos pour moi, puisqu’il aurait sans peine l’aggreement de vostre grandeur, et qu’elle me croirait quand je l’affause [?] avec tout le respect et la soumission possible et que je lui dois que je sues de vostre Grandeur le tres humle, tres obeissant, tres oblige et tres fidelle serviteur P.Linages. // FF. 5-5r [две чистые страницы]

f. 6. // Esclaircissement sur la revolte des Cosaques et sur L’irruption des Tartares de l’annes 1647 en Pologne.

Il faut etre bien estranger en Pologne pour ne pas scavoir

f. 6r. que la guerre presente qui faait tant de ravages parmi // ses Estats n’ait este causee par les pernitieux conseils du Chancelier Ossolinski. Je n’ai pas besoin de l’artifice des orateurs pour faire connoistre la verite de cette proposition, et bien que je ne sois qu’un soldat — j’espere qee ma naisvete en cette malheureuse rencontre descouvrira mieux les menees de ce Ministre que l’art le plus fin de tous nos orateurs.

Personne n’ignore que le Chancellier Ossolinski voulant s’emparer de la confiance entiere du deffunct RoV Vladislas IV. se f. 7. servit adroitement de l’inclination // de ce prince. Et comme il connoissoit que sa plus forte ambition estoit de se rendre illistre par quelque action glorieuse de guerre, il le flatta de faire en sorte que le Turc declarerait la guerre a la Republique de Pologne, et que la

Republique sans songer s’engagerait en cette guerre, et qu’elle en fournit a nul accommodem[er]t roit la despense. Pour cet effet dans un conseil sectet ou il n’assista que de ses creatures ou de ses confidens, il fut resolu pour donner f.7r. l’entres a cette querre de refuser au Tartare la subside // que la Pologne avoit accoustume de lui donner, afin de l’obliger a prendre les armes contre la Republique, et que par une suite infaillable, comme il estoit tributaire du Grand Seigneur on ne manquerait pas a la Porte de songer aux moyens de le maintenir et de le faire joir d’un droit qu’on lui avoit accorde. Mais comme le Chan de Krim eventa ces menees et comme il estoit en resolution de demeurer \336\ bien avec la Pologne a causes des desseins qu’il faisoit contre le Moscovite il ne tesmoigna pas faire de reflection sur le refus de ce subside. Le f. 8 chancelier vojant // avorter de ce coste _ la ses desseins l’advisa de gaigner les Cosaques et de les porter a faire des courses vers le Port Euxin et sur les terres du Chan. Pour cet effect il appela a la cour les plus accreditez d’entre eux, les flatta de initie belles promesses, et entre autres Chmielniski a qui il offrit de faire contribuer a la Republique aux frais de leur entreprises et mesme lui fit advancer soixante mille livres pour bastir des batteaux, pour favoriser leur passage et leur fit accorder de grands privileges sous le sceau de la Chambre. Les Cosaques persuadez par tant l’avantages f. 8r. a quoi ils n’auroint // jamais oze songer, prennent feu. Ils se mettent sous les armes et se preparent pour entrer au printemps prochains sur les terres du Cham. Le Chancelier pour les porter plus chaudement a cette entreprise leur fait esperer qu’ils ne seront pas plustost sur la frontiere, que la Republique ordonnera des secours puissans pour les appuyer, et qu’elle ne demandoit qu’un pretexte honneste pour se pouvoir affranchir d’un tribut, qui lui estoit honteux. Mais apprehendant que s’il n’avoit recours a la ruse, le Roi ne descouvrist ces f. 9 mauvais desseins et qu’il n’apprist que sa passion // seule et non’ le bien de l’Ectat l’engageoit en cette guerre, il fit enforte [?] aupres de la Republique de Venize, qu’elle envoya le Sr. de Tiepoli ambassadeur en Pologne pour inviter le Roi a cette guerre et l’asseurer, qu’elle contribuerait volontiers aux frais necessaires pour la faire reussir. Mais enfin te Roi reconmet. que des promenes que la Republique de Venize lui avoit faites estaient frivoles et qu’il seroit tout seul oblige, de fournir aux frais de cette guerre, car apres l’emprunt qu’il fit d’une grands somme d’argent de l’espargne, de la Reine, pour la levee de quelques troupes, les Venitiens ne sorgerent f. 9r // plus aux contributions qu’ils avoient promises et la. Republique de Pologne, n’avant point este appellee pour ses levees, s’y opposa, en sorte que l’armement que le Roi avoit fait demeura inutile et il fut contraind de licencier les troupes qu’il avoit deja sur pied, et ce licentiement ne servit qu’a ruiner le pais et porter Chmielniski a la revolte. Je n’ai pas besoin d’autres preuves pour le fait que j’advance, que les plaintes, qu’en fit Vladislav, et les f. 10 termes dont il usa parlant de cette affaire, et de son // Chancelier. Il disoit qu’il l’avoit engage dans une affaire tres fascheuse, d’ou il ne sortirait pas facilement. \337\

Le Chancelier ajant donc dispose les cosaques a cette querre, il leur en voulut faciliter les moVens, et comme le Castellan de Craco vie les pouvoit traverser, il lui envoVa le Sr. Grotkowski pour le persuader de ne point empescher leurs courses et de les dissimuler. Cette proposition, qui aurait peut estre trouve place dans un autre esprit un peu moins porte au bien de sa Patrie, que celui du Castellan, f. 10r. trouva en lui une // resolution inesbranlable de ne les point souffrir. Il lui en dit les raisons et lui expliqua les dangereuses consequences, qu’il prevoyoit pour la Republique dans cetteconnivience qu’on lui demendoit.

Apres la defaite de Cozun ou tous les generaux furent faits prisonniers, on fit a la ??llicitation du Chancelier trois Marechaux d’armee, l’un desquels aurait preferences sur les deux autres. Et cette nouvelle maniere d’agir fit assez connoistre l’imprudence f. 11 et la mauvaise conduite de tous les chefs // de l’armee.

Avant cela le Prince Wisnioweski, Palatin de Russie et le plus grand capitaine sans contredit que nous ajons, avoit este fait generai d’armee. Mais le Chancelier pousse d’envie contre lui, tascha pendant la Diette, qui se tint au couronnement de Casimir, de le faire revoquer, car il prevoyoit bien, que ses desseins ne pourraient pas reussir avant en teste un si grand homme, et que sans doute il f. 11r. les ruinerait s’il venoit a en prendre connaissance. // Voyant donc que toutes ses menees tant secretes que publiques n’avoient aucun effect. et que la Republique ne consentirait que dufficilement a cette guerre, qu’il avoit entreprise, il proposa en la Diette deputer des commissaires avec plein pouvoir pour traiter avec les Cosaques, et mesme il lui eschappa de dire, qu/il e avoit esperence d’une heureuse issue.

Casimir estant monte sur le throsne avec toutes les belles esperances dont le Chancellier l’avoit prevenu, vojant qu/elles ne f. 12 sortoiens aucun effect. il convoqua // l’assemblee des Senateurs a l’ouverture de laquelle le Sr. de Lezinski, evesque de Culm, vicechan celier du Royaume, tres affectionne au bien de son pays, fit trouver bon par un discours aussV scavant que soldat, que pour empescher la ruine de l’Estat on devoit convoquer l’arriereban de la Noblesse comme le plus prompt secours que la Republique pouvoit tirer.

Le Chancelier se vojant traverse par un si grand homme, s’opposa fortement a son advis, il remonstra, qu’il estoit impossible f. 12r. ques [sic!] les Tartares fussent en si grand nombre // que le bruit, qui en courait, que sans doute une terreur panique s’estoit emparee de l’esprit de la pluspart des Chefs de l’armee, qui leur avoit fait donner ces \338\ faillies alarmes; il adjousta ensuitte, qu’il serait tres honteux pour ne pas dire infame a toute la Pologne, si elle faisoit assembler toute sa Noblesse pour marcher contre quelques paysans revoltez de trois Palatinats seulement, et qu’il serait plus avantageux pour la reputation de la Nation de fuir encore une fois ainsi f. 13 que l’on avoit fait a Pilavca // Puis s’adressant au Roi, il lui dit, qu’il ne crojoit pas le peril si pressant qu’on le publiot, que si sa Majeste se resolvait d’aller a l’ennemy, elle dissiperait en un moment ce nuage, et que tes Rebelles ne l’attendraient jamais. Le Roi donnant les mains a ces pernitieux conseils marcha en personne droit a l’ennemy, afin de signaler le commencement de son regne par quelque belle action, et temoigner a la Republique le grand zele qu’il avoit pour sa conservation.

Le Roi, s’estant engage sur sa parole partit de Varsovie // f. 13r. le jour de la Saint Jean et arriva a Lublin, ou il attendit plusieurs jours les troupes, que le Chancelier luV avoit dit le devoir venir trouver de toutes parts commendees par les Seigneurs de ce Royaume, qu’il preferait a l’arriereban de la noblesse, mais apres que sa Majeste eut inutilement attendu ce grand secours, il arriva enfin un regiment de cavalerie que le vicechancelier avoit leve a ses despens, avec lequel et ce qu’il e avoit de troupes apres de Roi, il resolut de secourir au plustost l’armee que les ennimis tenoient assiegees a Sbaraz. On campe // f. 14 d’abord a Crasnosztaw, de ta a Zamoyski, ou le seugneur du lieu le regala de tous les bons accueils qu’il put s’imaginer, et alla au devant de lui avec quatre ou cinq cens chevaux, qu’il avoit a sa solde.

Mais comme ce lieu estoit assez voisin de i’Ennemy, on e sejourna seulement pour y tenir le Conseil, ou il fut delibere, si le Roi avancerait plus avant, ou demeurent la pour donner les ordres. La pluspart de ceux, qui se trouverent a ce conseil, ectoient l’advis, que sa Majeste demeurast dans quelque // f. 14r. Forteresse et quelle ne s’engageast point dans une action de cette nature et contre des Rebelles, cependant que ses generaux iraient en haste secourir les assiegez, de peur que la Cavalerie ne manquait de fourage et se perdit, si on faisoit en ce lieu la un plus long sejour. Il n’y cut que le chancelier seul, qui desapprouva cet advis, et s’oppiniattra sur la necessite qu’il y avoit de la presence de Roi en cette occasion, que sa personne vaudrait une grande armee, quoi le Sr Arciseroski, grand maistre de l’artillerie ne // f. 15 pouvant consentir, representa que l’ennemy destachant une partie de son armec qui estoit tres nombreuse, assiegeoit celle de la Republique, tandis que la plus grande partie demeurerait au camp devant la ville, \339\ qu’il serait difficile de se retirer sans s’exposer en un combat fort inesgale et qu’on mettrait en compromis la personne de sa Majeste. Le Chancelier voyant que cet advis prevaloit sur le sien, Pleust a Dieu que cela arrivast et il serait a souhaitter pour le bien commun de la Pologne. Le Roi qui avoit donne toute sa confiance au chancelier resolut de suivre encore ce // f. 15r. Conseil et se disposa a partir le lendemain afin de se rendre a Tiszow, ou l’on tirt encore une fois conseil, pour deliberer sur la route, que l’on devoit tenir. Le Chancelier opina, qu’il falloit tenir celle de Busk et de Beltz, mais ce passage ajant ete reconnu trop fascheux et trop difficile a cause de quantite de marais dont il est couppe, le Roi resolut de passer a Sokal, et rebutta pour cette fois l’advis du Chincelier, qui n’opiniastroit ce passage de Beltz que pour soulager // f. 16 le gouvernement de Sokal, dont son gendre estoit pourveu. On assembla de nouveau le conseil a Sokal, ou il fut arreste l’aller a ???urwice, et de la Brodi, ville bien fortifiee, ou le Roi pourrait demeurer avec plus de seurete, et que cependant on ferait marcher l’armee vers l’ennemy sans bagage. Le Chancelier, qui n’opinian jamais qu’a son dessein, fut l’advis contraire et dit, qu’il valoit mieux prendre le chemin de Leopold, qu’il serait plus seure et plus // f. 16r couvert de l’ennemy. Bien que le Roy sceut tres bien que cette route estoit moins seure, que celle qu’on lui avoit proposee, ne voulut pass contratier les sentbens du Chancelier en qui il avoit toute sorte de confiance; mais quoi qu’il fit, on remarqua en la maniere dont il suivit cet advis, qu’il avoit de repugnance a prendre ce partie, et qu’il s’engageoit contre son gre a passer une grande forest pour se rendre a Bialikamen, qui est un chasteau qui appartient // f. 17 au Palatin de Russie.

Pendant le voyage, que le Roi fit contre ces rebelles, le Chfncelier ne manqua point d’occasions de tesmoigner le pernitieux dessein qu’il avoit contre Testat et comme il n’avoit pas este d’advis de convoquer l’arriereban de la Noblesse, il fit ce qu’il put pour en ruiner l’assemblee; car comme sur le chemin de Lublin on lui demanda des comissions, il s’y porta avec tant de lenteur, que les plus grossiers connurent qu’il alloit a ses fins et qu’il ferait son possible pour // f. 17r ruiner une assemblee de laquelle il n’avoit pas etre d’advis. Ce qui fit, que plusieurs personnes portees au bien de la Patrie, ne feignirent point de dire, qu’il alloit en ce secours du Salut de la Republique et que le Chancelier avoit tort de publier partout, que ceux qui avoient conseille la \340\ convocation de l’arriereban n’estoient que des rebelles et des traistres de la Patrie et des ennemis du Roi.

Mais vojant que maigre tous ses artifices l’arriereben // f. 18 avoit ete mis sur pied et qu’il marchoit droit a l’ennemy, il eut recours a l’autre menees, et mist tous ses soins a aigrir de plus en plus les Cosaques. Chmelniski, qui les gouvernoit entierement et a qui on avoit fait mille belles promesses, pour le separer de ce corps et en desbaucher la meilleure partie, fut declare par lettre patentes ennemy de l’Estat, et pour le pousser a toute extremite on offrit de la part de Roi a Zloczow le baston de Mareschal des Cosagues a // f. 18r. Zabusej, et le chancelier en cette rencontre temoigna par la harangue qu’il fit a la luange de ce nouveau Marechal qu’il y avoit un peu de son interest mesle parmy l’honeur que l’on faisoit a Zabusej.

Le chancelier fit bien voir dans le deslogement de Zloczow pour aller a Sbong [?], que ce n’estait pas son mestier que celu, de la guerre; car l’armee partit de cette derniere place ou l’on n’avoit sejourne qu’un jour, sans faire reconnoistre l’ennemy, qui n’en estoit pas loin, et la mesme nuist // f. 19 les deux corps se trouverent si pres l’un de l’autre, qu’ils estoient sous leur canon. Le Roi, ajant advis de cette proximite, voulut faire desloger son armee pour ne la point encore engager au combat, mais ajant a defiler a cause des marais, les Tartares la chargerent si rudement, que quantite de noblesse de l’arrieregarde y demeura avec le convoj et le bagage, qui furent pillez. On reconnut, mais trop tard, que cela n’estoit arrive que faute d’experience et de conseil, par ce qu’on avoit este oblige de // f. 19 mettre l’infanterie a l’escorte du bagage.

Le Chancelier, qui commendoit l’avahtgarde, et que l’on pouvroit dire gen eralissime de cette armee, fit teste d’abord a l’ennemy. Mais estant attaque avec chaleur par le gros. des Tartares, ses troupes furent contraintes de lascher le pied. Alors il aprist par experience, qu’il y a bien de difference entre un grand capitaine et un orateur difert, et on le vit tourner honteusement le dos a l’ennemy, tandis que les troupes, qu’il commendoit, le soustenoient, et il s’enfuit // f. 20 au travers de nos escadrons tremblant de peur et a demie mort, laissant te commendement au Sr. Lubomirski, gouverneur de Cracovie, qui fit en cette occasion tout ce qu’un homme de coeur et un grand capitaine pouvoit faire. Et ou le Roi donna des marques de son courage soustenant les efforts d’un ennemi si puissant, tandis que le Chancelier fuvoit a toute bride et cherchoit a se mettrea a l’abrie. Ce fut alors, \341\ que le Chancelier connut la danger evident, ou il avoit engage le Roi et l’Ectat, et pour les // f. 20r. en tirer il fallut prendre de nouveaux conseils et demander quartier a ceux qu’il menassoit insollement il V avoit trois ou quatre mois. Il resolut donc d’escrire au Chan des Tartares a l’inrceu du Roi, et a qui il le cacha autant qu’il put, et mesme ajant apris, que le Chan estoit en personne dans son armee, il defendit d’en advenir sa Majeste, et mesme maltraita de parolle les Srs Gniczoocz et Gauvendoski, qui sembloient etre d’advis contraire. Chmielniski estoit alors aupres du Tartare ou il // f. 21. s’estoit refugie. Le Chan lui ayant communique la lettre du chancelier, tous deux ensemble luV firent response, qu’ils entendroient volontiers a la paix, si la Pologne leur proposoit des conditions raisonnables. Le Chincelier qui ne vojoit point d’autre resource pour se tirer du mauvais pas ou il s’estoit engage, ne fit point de response a leur lettre, que par un traite qu’il leur envoya, parlequel on leur accorloit au dela ce qu’ils pouvoient esperer. Le Chan ajant tesmoigne aggreer les offres de la Pologne // f. 21r. on rectifia le traite et on le signa de part et de l’autre, apres quoi le Chancelier n’estant pas encore bien remis de la peur qu’il avoit eue dans l’attaque des Tartares, n’eust point de honte de demander au visir du Chan de donner au Pollonnois leux Murzes commes a des Israelites pour escorter nostre armee jusques a Gliniani. La lettre suivante fut envoye a dessein d’obliger les Tartares et la Turc mesme a la Guerre... (le texte latin de la lettre dattee par mars de 1647 — ff. 22-23 r.) Dans le traite suivant on accuse le Chfncelier Ossolinski d’avoir traite avec les Tartares, fort desavaniageusement, voici la copie de ce traite.

«Pacta serenissimi Potentissimi et Invictissimi Ioannis Casimiri Regis cum Chano Tartarorum... Datum in castris ad Sboron, die 19 Aug. 1649. (le texte latin: ff. 24-28 r).



Перевод:

«Прояснение, касающееся восстания казаков и вторжения татар в Польшу в 1647 году»

Монсеньеру Сегье, канцлеру Франции


Монсеньор, я предполагал присоединить это небольшое прояснение, касающееся восстания казаков и вторжения татар в Польшу, которое я составил по поручению Вашего Высокопревосходительства, к [запискам] для ведения переговоров господином Шаню в Швеции и поместить его в то место [записок], где \342\ говорится о мобилизации армии, которую предпринял Владислав, король Польши, в 1646 и которая возбудила столько тревоги в Швеции. [Мобилизация армии] окончилась ничем в очень скором времени, поскольку Речь Посполитая [la Republique, то есть сейм Речи Посполитой], без участия которой мобилизация была предпринята, не захотела страдать от присутствия войск в королевстве. Однако те, кто мне обещал [дать сведения], не сдержали слова и подали мне их только спустя несколько месяцев и сверх того на языке, который я не понимаю, а именно польском, так что я смог представить их Ва шему Высокопревосходительству только постфактум, после того, как [г-н Шаню] получил инструкцию к переговорам. Действительно, и я признаю это к моему смущению, что я мог бы представить это [сочинение] Вашему Высокопревосходительству некоторое время назад, если бы я владел этим языком. И, может быть, я придал бы ему форму более пристойную, чем та, какая есть. Я стремился придать [моей записке] форму по возможности более ясную, я взял только смысл каждого утверждения опираясь на перевод одного из моих друзей, который, коли не льстить, не слишком проворен во владении языками, хотя он и пробыл 14 или 15 лет в Польше. Тем не менее и этот несовершенный перевод Потребовал от меня несколько дней, чтобы придать ему приемлемый вид и довести до того состояния, в котором он может быть представлен Вашему Высокопревосходительству. Все, в чем меня можно было бы упрекнуть, состояло бы в том, что я слишком поздно представляю этот небольшой рассказ Вашему Высокопревосходительству и что на настоящей стадии переговоров господина Шаню он уже не может быть использован иначе, как элемент вне ансамбли, для которого трудно будет подыскать продолжение в его обрамлении. Но как бы то ни было, я буду очень счастлив, если [настоящее сочинение] придаст ходу переговоров тот же эффект, какой как бы случайно разбросанные камни придают архитектуре. По крайней мере я смогу извлечь из этого ту пользу, что [ моя записка] послужит мне поводом и основанием, Чтобы подтвердить Вашему Высокопревосходительству в этот первый день года выражения моего усердия, моего уважения и моей нерушимой преданности. Если бы Ваше Превосходительство великодушно рассмотрело все достоинства этого текста и убедилось в истинности того, что я говорю, я был бы этим очень польщен, ибо [записка] нашла бы \343\ без труда одобрение Вашего Высокопревосходительства и Вы поверили бы, что я составил ее с совершенным почтением и уважением, какое должен иметь к Вам, и что я являюсь очень смиренным, очень послушным, очень обязанным и очень верным слугой, П. Линьяж [две чистые страницы]



Прояснение, касающееся восстания казаков и вторжения татар в Польшу в 1647 г.


Нужно быть иностранцем, находящимся в Польше, чтобы не знать, что настоящая война, которая производит столько опустошений в стране, вызвана не чем иным, как гибельными советами канцлера Оссолинского. Я не нуждаюсь в ораторском красноречии, чтобы объяснить истинность этого утверждения. И хотя я не более, чем солдат, я надеюсь, что наивность моя, касающаяся этих печальных событий, вскроет уловки этого министра лучше, чем наиболее изощренное искусство всех наших ораторов.

Всем известно, что канцлер Оссолинский, стремясь достичь полного доверия покойного короля Владислава VI, ловко использовал склонности этого правителя. И поскольку он знал, что самым страстным желанием короля было прославиться благодаря какой-нибудь выдающейся военной акции, он его склонял к тому, чтобы спровоцировать Турцию на объявление войны Речи Посполитой, и чтобы Республика, не думая о приготовлениях, вступила бы в эту войну и санкционировала бы соответствующие расходы. Ради достижения этой цели, в секретном совете, где были представлены только его ставленники и доверенные лица, было решено отказаться от уплаты Татарам субсидий, какие Польша платит им по традиции, — с тем, чтобы положить начало войне, принудив татар к вооруженному нападению на Речь Посполитую. Поскольку крымский хаи является данником Великого Султана, удалось бы принудить и Порту к поддержке Крыма, чтобы сохранять за ним право [на субсидию], прежде ему данное. Но поскольку Крымский хан распознал эти хитрости и решил сохранить мирные отношения с Польшей из-за планов борьбы с Московитом, он как бы ив заметил прекращения выплаты субсидий. Канцлер, видя провал своих планов с этой стороны, посоветовал [королю] привлечь к делу казаков и побудить их к совершению набегов на земли хана и в сторону Черного моря. Для этой цели он призвал ко двору наиболее авторитетных казаков, обольстил \344\ их тысячью обещаний — в том числе Хмельницкого, которому он предложил участие Речи Посполитой в расходах на их предприятие и даже выдал ему шестьдесят тысяч ливров на строительство кораблей, чтобы подтолкнуть их выступление, а также предоставил им большие привелегии, заверенные канцлерской печатью. Казаки, соблазненные такими выгодами, о которых они не могли бы никогда помыслить, возбуждаются. Они вооружаются и готовятся ближайшей весной вторгнуться на территорию хана. Канцлер, чтобы еще более активно побудить их к этому предприятию, подает им надежду, что они не будут впредь служить на границе, что Речь Посполитая создаст мощные силы для их поддержки, что она нуждается лишь в благовидном предлоге, чтобы отказаться от постыдной для нее дани. Но понимая, что, если не прибегнуть к хитрости, король раскроет эти скверные замыслы и поймет, что только собственная страсть, а не благо государства вовлекают его в войну, он попробовал найти поддержку со стороны Венецианской Республики, которая поручила синьору Тьеполи, послу в Польше, привлечь короля к этой войне и заверить его, что [Венеция] охотно внесет взнос в расходы, необходимые для успешного исхода войны. Но позднее король понял, что обещания Венецианской Республики были легкомысленными и что ему пришлось бы одному покрыть все расходы на эту войну, поскольку после большого заема из средств королевы, сделанного для найма некоторых войск, венецианцы и не вспомнили об обещанном взносе. Кроме того, Речь Посполитая [то есть сейм], без согласия которой был осуществлен найм, воспротивилась этому, так что мобилизация войск, которую предпринял король, оказалась бесполезной и он был вынужден распустить те войска, какие были уже набраны. Роспуск войск привел к ослаблению страны и побудил Хмельницкого к восстанию. Мне не нужны иные доказательства тому факту, который я объясняю, кроме нареканий, Владислава по этому поводу и выражений, какие он использовал, говоря об этом деле и о канцлере. Он утверждал, что [канцлер] вверг его в очень скверное дело, из которого трудно будет выпутаться.

Канцлер, побудив казаков к этой войне, желал облегчить им ее ведение. И поскольку краковский каштелян мог воспрепятствовать их действиям, канцлер направил к нему господина Гротковского, дабы убедить последнего не чинить препон казацким \345\ походам и скрывать [их намерения). Это предложение, которое нашло бы, наверное, место в сознании человека, менее озабоченного благом Родины, чем каштелян, столкнулось в нем с неколебимой решимостью не допустить [казацких набегов]. Краковский каштелян объяснил [Гротковскому] опасные для Республики последствия, которые он видел в требуемом от него попустительстве.

После Корсунского поражения, где все генералы были пленены, по призыву канцлера были назначены три маршала, один из которых имел старшинство над другими. Однако новая манера ведения действий позволила понять неосторожность и бесталанность всех [трех] предводителей армии.

Еще прежде предводителем армии был назначен князь Вишневецкий, русский староста [palatin] и, безусловно, самый крупный полководец, какого мы имеем. Но канцлер, подталкиваемый завистью к нему, попытался во время коронационного сейма Казимира, отозвать его, поскольку он хорошо понимал, что его [Оссолинского] замыслы не удадутся, коли во главе [армии] будет стоять столь значительный человек, который, без сомнения, разрушит их, как только о них узнает. Видя, что все его действия, как тайные, так явные, не дают результата, и что вряд ли Республика согласится на эту войну, предпринятую канцлером, он предложил во время сейма послать полномочных комиссаров для переговоров с казаками. Он даже обронил слова, что надеется на счастливый исход [переговоров].

Казимир, взойдя на трон со всеми прекрасными надеждами, какие ему внушил канцлер, видя, что они не сбываются, созвал заседание сената. При открытии заседания сеньор Лещинский, епископ Кульма [Хелмна?], вице-канцлер Королевства, очень озабоченный благом своей страны в речи столь же ученой, сколь и мужественной, заявил, что для спасения государства нужно созвать шляхетское ополчение как наиболее быструю помощь, на какую может надеяться республика.

Канцлер, видя, что против него выступает столь замечательный человек, решительно воспротивился его предложению. Он утверждал, что невероятно, будто татар действительно так много, как об этом говорится в слухах, что ужасающая паника охватила умы большинства предводителей армии, внушенная им ложной тревогой. Он добавил также, что для всей Польши было бы по-\346\стыдно, если не позорно, если бы он собрал всю шляхту для того, чтобы идти в поход против нескольких взбунтовавшихся крестьян всего лишь трех воеводств и что в этом случае для репутации нации было бы предпочтительнее бежать еще раз [c полябоя], как это было под Пилявцами. Потом, обращаясь к королю, он говорит, что не находит опасность столь угрожающей, как ее объявляют, что если бы его Величество решило пойти против врага, эта туча была бы рассеяна в мгновение ока, ибо мятежники этого вовсе не ожидают. Король, согласившись с этими гибельными советами, выступил против врага, чтобы ознаменовать начало своего правления славной акцией и продемонстрировать Республике свое ревностное желание ее уберечь.

Король, храня верность слову, выступил из Варшавы в день Святого Иоанна и прибыл в Люблин, где в течение многих дней дожидался войск, которые, по словам канцлера, должны были прийти со всех сторон королевства под началом воевод и которые казались ему пред почтительнее шляхетского ополчения. После нескольких дней напрасного ожидания прибыл отряд кавалерии, нанятый вице-канцлером на собственные средства. Было решено выступить с этим отрядом и войсками, прибывшими с королем, на помощь армии, осажденной врагом в Збараже. Лагерь сначала был раскинут в Красноставе, затем в Замостье, где местный владелец встретил короля со всеми вообразимыми почестями и выступил в авангарде с четырьмя или пятью сотнями лошадей, которые были на его содержании.

Но поскольку эта местность была уже поблизости от врага, войско остановилось там только с тем, чтобы провести совещание, где решался вопрос, продолжить ли королю продвижение вперед, или остаться на месте с целью общего руководства действиями. Большая часть тех, кто принял участие в совещании, придерживалась мнения, что его Величеству следует остаться в крепости и не принимать непосредственного участия в дальнейшем походе против мятежников. Королевские же генералы должны были бы поспешить на помощь осажденным из опасения, что кавалерии не хватит фуража и дело будет проиграно, если пребывание в данной местности затянется. И один только канцлер выступал против такого решения и упорствовал в мнении, что присутствие короля необходимо в этих обстоятельствах, что сама его персона стоит целой армии. Сеньор Арцичеровский, ко-\347\мандовавший артеллерией, не соглашаясь, утверждал, что противник, высвободив часть своей очень многочисленной армии, скует армию республики, в то время как большая часть армии останется в лагере перед городом, так что трудно будет выйти из положения, не ввязываясь в неравный бой, который подвергнет опасности короля. Канцлер, видя, что этот совет правильнее его собственного, уступил. Слава Богу, что произошла то, что было желательно для блага Польши! Король, который с полным доверием относился к канцлеру, решил, последовать решению совещания и намеревался выехать на следующий день, чтобы прибыть в Тищов, где снова собрался совет, чтобы решить, какую дорогу следует выбрать далее. Канцлер считал, что следует идти дорогой на Белз и Буцк, но этот переход был признан слишком опасным и слишком трудным из-за большого числа болот, через которые лежат пути. Король решил идти на Сокаль и отверг на этот раз совет канцлера, который настаивал на дороге к Белзу только потому, что хотел облегчить задачу управителя Сокаля, каковым был его зять. Совет снова был созван в Сокале, где было решено идти на Шчурвице а оттуда — на Броды, хорощо укрепленный город, где король мог бы остаться в большей безопасности, в то время как армия шла бы против неприятеля без обоза. Канцлер, который поддерживал всегда только свои замыслы, придерживался другого мнения, считая, что предпочтительнее дороге на Львов, ибо она была бы безопаснее и защищеннее от врага. Хотя король знал, что этот путь менее надежен, чем тот, который ему был предложен, не хотел тем не менее противоречить настояниям канцлера, которому он полностью доверял. Но как бы то ни было, в том, как он последовал этому совету, было заметно, что он опасался принимать такое решение и что он вопреки своей воле решил пересечь большой лес чтобы прибыть в Белокамень, замок, принадлежащий русскому старосте.

Во время этого похода, предпринятого королем против мятежников, канцлер не упускал повода, чтобы обнаружить свои гибельные для государства замыслы. И поскольку он был против созыва шляхетского ополчения, то сделал все, что было, в его силах, чтобы воспрепятствовать его мобилизации. Ибо, когда по дороге в Люблин потребовалось его участие [в этом деле], он взялся за него так неспешно, что даже самые непонятливые поняли, что он преследует свои цели и сделает все возможное, что-\348\ бы сорвать сбор ополчения, предпринятый вопреки его мнению. Многие, кто был озабочен благом Родины, не побоялись сказать, что речь идет о спасении республики и что канцлер напрасно повсеместно провозглашал будто те, кто советовал созвать шляхетское ополчение, — мятежники, предатели Родины и враги короля.

Однако, видя, что, несмотря на все его уловки, ополчение созвано и выступило против врага, он прибегнул к другим маневрам и приложил все усилия, чтобы все более и более возбудить казаков. Хмельницкий, который безраздельно властвовал над казаками и которому была сделана тысяча пышных обещаний, чтобы отделить его от остальных казаков и переманить [на польскую сторону] лучшую их часть, был объявлен в специальном патенте врагом государства. И чтобы подтолкнуть его к самым крайним действиям, булава казацкого гетмана от имени короля была вручена в Злочове Забусему. Во время церемонии канцлер продемонстрировал своей торжественной речью в честь нового гетмана, что в почестях, оказанных Забусему, были примешаны и его, канцлера, собственные интересы. При выступлении из Злочова в направлении к Зборову канцлер показал, что война — не его ремесло. Ибо армия выступила из этого местечка, в котором она провела всего один день, не выяснив, где противник, находившийся неподалеку, и той же ночью оба войска оказались на расстоянии пушечного выстрела друг от друга.

Король, узнав о близости [противника], хотел развернуть армию, не начиная боя, но во время осуществления перемещений среди болот, татары ударили так крепко, что часть шляхты из арьергарда полегла вместе со вспомогательными отрядами и обозом, который был разграблен. Стало известно — но слишком поздно — что это произошло из-за отсутствия опыта таких действий и из-за совета приставить пехоту к конвоированию обоза.

Канцлер, который командовал авангардом и которого можно назвать генералиссимусом этой армии, первым столкнулся с врагом. Но после энергичной атаки основных сил татар, его войске вынуждены были отступить. Тогда-то канцлер узнал по собственному опыту, что есть немалая разница между большим военачальником и ловким оратором. Все увидели, что он постыдно показал спину противнику в то время как войска, которыми он командовал, продолжали его сдерживать. Полумертвый и дрожащий от страха, он бежал через ряды наших эскадронов, бросив командо-\349\вание на сеньора Любомирского, краковского воеводу, который в этих условиях сделал все, что может сделать отважный человек и большой военачальник. И король также продемонстрировал свою отвагу во время боя, сдерживая натиск столь мощного противника, в то время как канцлер бежал, закусив удила, и искал убежища.

Именно теперь канцлер осознал очевидную опасность, в которую он вверг короля и государство. И чтобы их из нее извлечь, нужно было спросить советов и прощения тех, кому он так вызывающе угрожал всего тремя или четырьмя месяцами раньше. И он решил написать татарскому хану в тайне от короля, от которого он скрывал это, насколько мог. И даже узнав, что хан лично возглавляет войско, он запретил сообщать об этом его Величеству и даже словесно оскорбил сеньоров Гничооча и Гавендовского, которые придерживались другого мнений.

Хмельницкий был тем временем среди татар, где он нашел прибежище. Хан сообщил ему о письме канцлера и они вдвоем ответили, что готовы к примирению, если Польша предложит подобающие условия. Канцлер, не видя другого выхода из того скверного положения, в какое он попал, ответил на их письмо, выслав им текст договора, в котором им предлагалось больше того, на что они могли рассчитывать. Хан заявил о принятии предложений Польши, договор был поправлен и подписан той и другой стороной. После чего канцлер, не придя еще вполне в себя от страха, вызванного атакой татар, не постыдился попросить у ханского визиря дать полякам двух мурз, чтобы экспортировать, словно израилитов, нашу армию вплоть до Глинян. Следующее письмо было направлено с намерением спровоцировать татар и даже турков на войну [следует текст письма от марта 1647 г., опубликованный вместе с французским переводом позднее в книге Линьяжа де Восьенна, с. 167-172].

Следующий договор дает повод обвинить канцлера в очень невыгодных переговорах с татарами, вот копия этого договора. [следует текст, опубликованный позднее вместе с французским переводом в книге Ланажа де Восьенна, с. 175-190]. \350\



Приложение

Пьер Линаж де Восьенн

[Истинная причина восстания казаков против Польши. Париж, 1674, с. 76-88]

«...Многие говорят [о казаках], но, без сомнения, мало кто их знает, и нужно было бы иметь дело с ними и провести несколько времени в их краю, чтобы судить о них так, как подобает. Кроме того, это небольшое объяснение позволит Вам в большей степени понять мудрые меры, предпринятые [королем] Владиславом и Вы составите более полное представление о несчастьях, которым пришлось подвергнуться Польше, возмутив против себя без причины и несвоевременно эти народы.

Казаки — одна из основных сил Польши. Некоторые участвуют в войнах рядом с поляками, другие живут, рассеявшись по Подолью и находятся на содержании польских королей, чтобы противостоять татарам, когда те совершают свои набеги. В Польше говорят, что казаки приходят с острова на Днепре, который называется Цирегес [Cirehes] и находится в четырех днях пути ниже Восия [Vosia]. Te, кто называет их козаками [cosaques] говорят, что это — рутенское слово [un mot Ruthenien]. Te, кто называет их казаками [cazaques], говорят, что это татарское слово. Однако все согласны, что эти слова обозначают человека подневольного, состоящего на жалованье, самостоятельно добывающего себе пропитание [picoreur] и не имеющего постоянного места жительства [vagabond]. Большинство их живет только разбоем и они претендуют, будто не являются ничьими подданными.

Все они — солдаты и притом очень мужественные, и прекрасные наездники. Известно, что они грабили турецкие корабли, нападали на Таврию между Днепром и Днестром и взяли город Козлов [Азов?].

То, что укрепило казаков — это большое количество польского дворянства, которое присоединилось к ним, будучи доведенным до крайности своим собственным распутством и расточительностью. [Эти польские дворяне] предпочли разбойничать вместе с ними [казаками], чтобы просуществовать, а не умереть с голоду. Так что казаки, усиленные этим дворянством стали вызывать опасения на всем Востоке.

Часть этого народа располагается от склонов Карпат [mont de Crapak], которые простираются между Венгрией и Польшей, до \351\ Подолии и Молдавии. Другая часть располагается на островах, которые образует Днестр [Niester, sic!], откуда они набегами опустошают все соседние области, а особенно провинции перекопских татар, и часто даже доходят до земель турок и до берега Черного моря, принося оттуда иногда неисчислимую добычу. Также они часто грабят земли татар, которые [тоже] занимаются грабежом чужих земель. Таким образом, хотя они не пашут и не сеют, они никогда не знают нужды, потому что они живут за счет трудов своих соседей.

Мы, остальные поляки, мы говорим, что они подданные польской короны, но они считают, что являются только союзниками, и это разно гласив приносило часто большие беспорядки. Действительно, они никогда не хотели иметь предводителя, который не был бы из их среды [de leur Nation] и был бы выдвинут польским королем. Они избирают одного (предводителя], которого и смещают по своей прихоти. Единственный знак их подчинения Короне Польши состоит в том, что гетман [General], которого они избирают, должен поклясться в верности королю.

Обыкновенно казаки вступают на территорию Польши большими отрядами, не производя никаких опустошений. Это объясняется тем, что казаки в большинстве породнены с польской шляхтой, (провинции, в которые они вступают, снабжают их в изобилии средствами суще ствования, а воеводства и большие города дают им большие суммы денег как бы в виде жалованья).

Военные действия они ведут как татары, не соблюдая строгой дисциплины. Они скачут небольшими отрядами, поворачивая то вправо, то влево, чтобы найти слабое место в построениях противника, чтобы сломить его.

Большая часть тех, кто ведет военные действия, пользуются луками и стрелами, другие имеют пистолеты и карабины [des pistolets et des carabins], которыми они пользуются очень искусно. В их войсках нет ни барабанов, ни труб, за исключением головного отряда их гетмана, где есть один [одна?]. Другие носят своего рода кожаные цимбалы, круглые внизу, которые они привязывают к ленчику их седел. Каждый из их отрядов состоит из 6-20 конников.

Они не носят никакого вооружения, чтобы прикрыться во время боя, как это делает наша кавалерия. Они используют разновидность платьев московитского типа — стеганных и защищающих \352\ от копья и стрел, но не от огнестрельного оружия. Они исключительно ловки и подвижны в бою, и часто их подвижность и сноровка их лошадей приносит им победу над противником. Это не значит, что они не отважны и не стойки во время боя. Поскольку они воюют только для того, чтобы пограбить, они предпочитают умереть, чем жить в бедности.

Они знакомы с пехотой еще меньше, чем поляки и татары. Все их отряды состоят из кавалерии, поэтому они совершают удивительные марши. И хотя они живут только грабежом и не имеют иного ремесла, кроме мародерства, им свойственна нерушимая преданность по отношению к товарищам, они ничего не отнимают друг у друга ни хитростью, ни насилием. И если кто-нибудь был бы в этом уличен, он был бы разорван на тысячу кусков.

Казаки настолько могущественны, что когда король Генрих Валуа уехал из Польши, они попробовали присудить [поляков] избрать королем их предводителя. И им бы удалось это сделать, если бы польские магнаты [les Palatins de Pologne] не сумели с большой ловкостью возбудить разногласия среди них [казаков]. Одним словом, казаки составляют главные силы нашего королевства, и мы их используем для того, чтобы держать под контролем побережье Великкого моря, которое принадлежит Великому Господину [то есть турецкому султану. — М.Д.], с целью заставить его сдерживать набеги татар, и это часто нам очень счастливо удавалось. Великий Господин никогда не был в состоянии воспрепятствовать набегам казаков, когда они предпринимали походы в его страну. Они вторгались, несмотря на все крепости, которые [султан] построил в устье Днестра и во многих других местах, и несколько раз они предавались грабежу в пяти ли шести лье от Константинополя. И если бы не замки, которые охраняют пролив, они могли бы ворваться в порт Константинополя, сжечь арсенал и их [турок] галеры. И турки не считают даже невозможным, что они [казаки], имей они больше везения, захватили бы город.

Вы меня спросите, может быть, как они могут из мест их обитания добраться вплоть до Константинополя. Вы узнаете, что они [казаки] обладают маленькими чайками [caicz], в каждой из которых может уместиться 30-40 человек, и большинство умеет управлять судном. Они отправляются опустошать все побережья Вели-\353\кого моря. И когда они видят приближение турецких галер, они отступают на морское побережье в районе Запорожья [Zabarche], проделывают дыры в их маленьких кораблях, чтобы утопить их на дне, и сами прячутся в глубину воды в этих болотах, таким образом, что ни люди, ни корабли не появляются в течение всего дня. Чтобы дышать под водой они берут в рот трубки тростника, через которые втягивают воздух. А когда приходит ночь они вынимают их лодки из воды, их конопатят на свой манер, так чтобы вода не могла проступить. И поскольку лодки переносные, они их переносят по земле в те места, в какие захотят. (Они это делают [так умело], что неожиданно атакуют турецкие галеры, и всегда захватывают какую-нибудь одну. Зло, которое они причинили туркам в 1619 и 1620 гг., заставило султана Османа объявить войну королю Польши, что привело к договору, по которому оба правителя обязались предотвращать всякие акты враждебности и останавливать набеги казаков и татар» [с. 76-78] [15].







ПРИМЕЧАНИЯ


1. Linage de Vauciennes P. L’origine veritable du soulevement des cosaques contre la Pologne. — Paris, 1674.

2. Rawita-Gawronski F. Bohdan Chmielnicki, — T. I. — Lwow, 1906.

3. Наливайко Д. Західно-європейські історико-літературні джерела про визвольну війну українського народу 1648-1654 років // Український історичний журнал. — 1970. — N 1. — С. 139.

4. Kersten A. Hieronim Radziejowski. Studium wladzy i opozycji. — Warsiawa, 1988.

5. Грушевський M. Початки Хмельниччини [1638-1648] // Історія України-Руси. — T. VIII. — Ч. 2. — Київ-Відень, 1922. — С. 146, 204; Костомаров Н. Богдан Хмельницкий. — T. I. СПб., 1884. — С. 204-205 и др.; Kubala L Jerzy Ossolinski. — T. 2. — Lwow, 1883. — S. 24-25, 128, 133, 136.

6. Bibliotheque Nationale de France, Paris. Departement des manuscrits. Manuscrits français, N 18998. «Eclaircissement sur la revolte des Cosaques et l’irruption des Tartares en Pologne en l’annee 1647 par Pierre Linage de Vauciennes».

7. Ibid. — P. 2-4 vers.

8. Weill G., Seguier P. // La Grande Encyclopedie Larousse. — V. 29. — Paris, s.a. — P. 881.

9. Recueil des instructions donnees aux ambassadeurs et ministres de France. Suede. — Paris, 1885. — P. XLV, 1.

10. Linage de Vauciennes P. L’origine veritable du soulevement de cosaques contre la Pologne. — P. a III.

11. Kersten A. Op. cit. — P. 355-364.

12. Eclaircissement... — P. 3 vers.

13. Ср. Kersten A. Op. cit. — P. 101.

14. Наливайко Д. Указ. соч. — С. 139.

15. В книге Линажа де Восьенна все эти сведения вложены в уста И. Радзеевского.













Головна


Етимологія та історія української мови:

Датчанин:   В основі української назви датчани лежить долучення староукраїнської книжності до європейського контексту, до грецькомовної і латинськомовної науки. Саме із західних джерел прийшла -т- основи. І коли наші сучасники вживають назв датський, датчанин, то, навіть не здогадуючись, ступають по слідах, прокладених півтисячоліття тому предками, які перебували у великій європейській культурній спільноті. . . . )



 


Якщо помітили помилку набору на цiй сторiнцi, видiлiть ціле слово мишкою та натисніть Ctrl+Enter.

Iзборник. Історія України IX-XVIII ст.