‹‹     Головна

А. Милюковъ.

ВОПРОСЪ О МАЛОРОССІЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЂ

[Эпоха. — СПб., 1864. — №4. — С. 75-102.]

ИзвЂстно, что въ тЂхъ губерніяхъ Россіи, которыя называются обыкновенно Малороссіей и населены большею частію южно-русскимъ племенемъ, до настоящаго столЂтія не было почти никакой письменной литературы на мЂстномъ нарЂчіи. Не смотря на значительныя отличія этого нарЂчія отъ общерусскаго языка, на долгую историческую жизнь края, ознаменованную многими самобытными явленіями, не смотря на даровитость племени, изъ котораго въ продолженіе столЂтій вышло множество людей талантливыхъ въ разныхъ сферахъ дЂятельности, — умственная жизнь страны выразилась на мЂстномъ нарЂчіи только въ однихъ устныхъ памятникахъ народной поэзіи. На этомъ нарЂчіи хранилась въ народной памяти только историческія и бытовыя пЂсни, сказки и легенды, пословицы и поговорки. Но въ продолженіе исторической жизни этого края, все что только выходило изъ уровня безразличной народной массы, все что проникалось сколько-нибудь образованіемъ, — выдЂлялось обыкновенно изъ племеннаго круга и отрывалось отъ племеннаго нарЂчія, обращаясь по силЂ историческаго тяготЂнія въ разныя эпохи къ языкамъ самостоятельнымъ — церковнославянскому, польскому, русскому. До конца прошлаго вЂка никому въ Малороссіи не приходило въ голову, что мЂстное нарЂчіе можетъ сдЂлаться когда-нибудь языкомъ литературнымъ или учонымъ, и какъ скоро кто-нибудь изъ мало-мальски образованныхъ людей принимался за перо для выраженія мыслей, сколько-нибудь выходящихъ /76/ изъ круга обыденной жизни, онъ тотчасъ же обращался къ одному изъ готовыхъ уже литературныхъ языковъ, и если вносилъ въ свою рЂчь простонародныя мЂстныя слова или обороты, то вовсе не съ намЂреніемъ дать литературныя формы и способствовать обработкЂ своего мЂстнаго говора, а единственно только отъ недостаточнаго знакомства съ тЂмъ языкомъ, къ которому принужденъ былъ обратиться въ своемъ сочиненіи. Еслибы всЂ южно-русскіе писатели были на столько знакомы съ польскимъ, русскимъ или церковнославянскимъ языкомъ, чтобы писать на нихъ совершенно правильно и чисто, то имъ и на мысль не пришло бы вносить умышленно въ свою письменную рЂчь хоть какое-нибудь слово или оборотъ изъ своего мЂстного нарЂчія. Самые характерные и наиболЂе народные писатели и мыслители изъ малороссіянъ, восхищаясь народными пЂснями кобзарей на своемъ мЂстномъ нарЂчіи, сами на немъ никогда не писали, потомучто считали его провинціальнымъ говоромъ, а вовсе не литературнымъ и письменнымъ языкомъ.

Но въ началЂ нынЂшняго столЂтія это положеніе въ Малороссіи начинаетъ измЂняться. Въ то время, какъ словесная литература, выражавшаяся до-тЂхъ-поръ въ народныхъ пЂсняхъ и сказкахъ, остановилась въ своемъ развитіи, нЂкоторые образованные малороссы принялись собирать эти сказки, пЂсни и думы, записывать ихъ со словъ простолюдиновъ, — и сборники этой народной поэзіи быстро начали пополняться съ каждымъ годомъ. Эти труды украинскихъ собирателей показали, что на южномъ русскомъ нарЂчіи существуетъ обширная масса поэтическихъ памятниковъ, которая по качеству и количеству не уступаетъ памятникамъ нашей сЂверной народной поэзіи на чистомъ русскомъ языкЂ. Какъ народныя пЂсни и баллады на шотландскомъ и уэльзкомъ нарЂчіи, собранныя въ концЂ прошлаго вЂка, обратили на себя вниманіе всей Англіи, такъ и изданіе этихъ народныхъ памятниковъ малороссійской поэзіи вызвало искреннюю симпатію въ русскомъ обществЂ. Но малороссы на этомъ не остановились. Въ Англіи народные шотландскія пЂсни послужили только источникомъ вдохновенія для Борнсовъ и Вальтеръ-Скоттовъ, но не оторвали ихъ отъ общей англійской литературы и выработаннаго вЂками общаго англійскаго языка; у насъ же въ Малороссіи нашлись люди, которые обращаясь къ живому источнику племенной народной поэзіи, начали вмЂстЂ съ тЂмъ мечтать о литературной самобытности своего нарЂчія. Не довольствуясь возможностью внести новую животворную струю народной поэзіи въ общую сокровищницу русской литературы, чЂмъ впрочемъ ограничились даровитЂйшіе изъ нихъ, многіе крайніе патріоты стали мечтать о новой самостоятельной южно-русской литературЂ. Въ альманахахъ /77/ и сборникахъ, вмЂстЂ со вновь отысканными народными пЂснями и статьями на русскомъ языкЂ по какимъ-нибудь вопросамъ южнаго края, начали появляться лирическія стихотворенія и произаическіе разсказы на малороссійскомъ нарЂчіи. Мало по малу число писателей въ разныхъ родахъ на этомъ мЂстномъ говорЂ стало увеличиваться — явились драматическія сочиненія Котляревскаго, совЂсти и разсказы Основьяненко, съ замЂтными признаками истиннаго дарованія. Наконецъ въ недавнее время появился талантливый поэтъ, который при полномъ знаніи русскаго языка остался вЂренъ своему провинціальному нарЂчію и писалъ на немъ съ такимъ успЂхомъ, что многіе земляки увидЂли въ немъ первокласнаго генія. Тутъ заговорили уже, что малороссы не племя, а особый народъ; говоръ ихъ не нарЂчіе русскаго языка, а особый самостоятельный языкъ, съ полною исторіей въ прошломъ и задатками литературнаго развитія въ будущемъ, и что въ Малороссіи должна быть своя особая умственная жизнь. Начали толковать о составленіи малороссійскихъ граматикъ и словарей, объ изданіи на мЂстномъ нарЂчіи учебниковъ и учоныхъ сочиненій, принялись составлять для него особое правописаніе, съ намЂреніемъ какъ можно больше удалить его отъ общерусскаго языка. Наконецъ самые крайніе украйнофилы затЂяли мЂстный переводъ Евангелія и начали изданіе литературнаго журнала, въ половину на русскомъ, въ половину на малороссійскомъ нарЂчіи, который долженъ былъ положить основу той мысли, что малороссійскій народъ имЂетъ свой особый малороссійскій языкъ и свою самостоятельную южно-русскую литературу.

Спрашивается: что значитъ это литературное движеніе въ одной изъ нашихъ коренныхъ областей? Неужели среди русскаго народа есть дЂйствительно какой-то особый народъ, съ своимъ языкомъ и литературой, которыхъ мы не знали въ продолженіе цЂлыхъ вЂковъ? Что за смыслъ въ этомъ движеніи и какихъ слЂдуетъ ожидать отъ него результатовъ? Новая ли это сила, заявлающая свою самостоятельность, или только увлеченіе ложнаго патріотизма? подражаніе ли современному движенію австрійскихъ и турецкихъ славянъ или наконецъ проявленіе кахой-нибудь затаенной мысли? Неужели у насъ должно возникнуть явленіе безпримЂрное въ исторіи? Въ то время, какъ во всей ЕвропЂ при соединеніи племенъ въ націю, провинціальныя нарЂчія сливались въ одинъ народный языкъ, въ одинъ общій органъ учоной и литературной дЂятельности, неужели въ одной Россіи могутъ при государственномъ единст†существовать два отдЂльные языка и д†особыя литературы? Возможна-ли самобытная малороссійская литература въ то время, когда оба племени связаны уже историческимъ ходомъ событій въ одну неразрыв-/79/ную націю? Вотъ мысли, которыя не могли не обратить вниманіе всякаго, кто слЂдилъ у насъ за умственнымъ движеніемъ послЂднихъ лЂтъ. Постараемся опредЂлить это для нашихъ читателей. Вопросъ о томъ, есть ли дЂйствительно на свЂтЂ малороссійскій языкъ и малороссійская литература, давно уже затрогивался мноогими писателями, какъ великорусскими, такъ и самими малороссами. Еще въ 1841 году БЂлинскій, при разборЂ сочиненій Основьяненко, говоря о быломъ значеніи южнорусскаго нарЂчія во время самобытной жизни края, спрашивалъ: должны ли наши литераторы изъ малороссіянъ писать по малороссійски? Признавая существованіе южнорусскаго языка въ памятникахъ народной поэзіи, онъ въ то же время замЂтилъ, что при всемъ ихъ богатст†не слЂдуетъ, чтобы у малороссіянъ и теперь могла быть литература. Вотъ что писалъ БЂлинскій: „Малороссія начала выходить изъ своего непосредственнаго состоянія вмЂстЂ съ Великороссіею со временъ Петра Великаго. До тЂхъ поръ какой-нибудь вельможный гетманъ отличался отъ простаго казака не идеями, не образованіемъ, а только старостью, опытностью, а иногда только богатымъ платьемъ, большими хоромами и обильной трапезою. Языкъ былъ общій, потомучто идеи послЂдняго казака были въ уровень съ идеями пышнаго гетмана. Но съ Петра Великаго началось раздЂленіе сословій. Дворянство, по ходу исторической необходимости, приняло русскій языкъ и русско-европейскіе обычаи въ образЂ жизни. Языкъ самого народа началъ портиться, и теперь малороссійскій языкъ находится преимущественно въ однихъ книгахъ. СлЂдовательно, мы имЂемъ полное право сказать, что теперь уже нЂтъ малороссійскаго языка, а есть областное малороссійское нарЂчіе, какъ есть бЂлорусское, сибирское и другія, подобныя имъ областныя нарЂчія.“ Такъ же отрицательно относился БЂлинскій и къ малороссійской литературЂ. „Обыкновенно пишутъ для публики, продолжаетъ онъ въ той же статьЂ — а подъ публикой разумЂется классъ общества, для котораго чтеніе есть родъ постояннаго занятія, есть нЂкотораго рода необходимость. Поэтому, въ составъ публики можетъ войдти и гостинодворскій сидЂлецъ, даже съ бородкою, и если хотите — деревенскій мужичокъ; но все-таки это будетъ исключеніемъ: собственно публика состоитъ изъ высшихъ, образованнЂйшихъ слоевъ общества. Поэзіи есть идеализированіе дЂйствительной жизни: чью же жизнь будутъ идеализировать наши малороссійскіе поэты? Высшаго общества Малороссіи? Но жизнь этого общества переросла малороссійскій языкъ, оставшійся въ устахъ одного простаго народа, и это общество выражаетъ сври чувства и понятія не на малороссійскомъ, а на русскомъ и даже французскомъ языкахъ. И какая разница въ /79/ этомъ случаЂ между малороссійскимъ нарЂчіемъ и русскимъ языкомъ! Русскій романистъ можетъ вывести въ своемъ романЂ людей всЂхъ сословій и каждаго заставитъ говорить своимъ языкомъ: образованнаго человЂка языкомъ образованныхъ людей, купца по-купечески, солдата по-солдатски, мужика по-мужицки. А малороссійское нарЂчіе одно для всЂхъ сословій — крестьянское. Поэтому, наши малороссійскіе литераторы и поэты пишутъ повЂсти всегда изъ простаго быта и знакомятъ насъ только съ Марусями, Одарками, Прокипками, Кандзюбами, Стецьками и тому подобными особами.“ (Соч. БЂлинскаго. Т. V. стр. 303 — 305). Подобныя мнЂнія можно встрЂтить и у писателей малороссійскихъ. Закревскій, издатель „СтаросвЂтскаго Бандуриста“, напечатаннаго въ 1861 году, говоритъ также рЂзко противъ самостоятельности малороссійскаго языка. „ПриличнЂе и правильнЂе — пишетъ онъ, было бы назвать малороссійскій языкъ нарЂчіемъ русскимъ, такъ какъ оба языка суть вЂтьви одного великаго славянорусскаго племени, связаннаго священными узами, а именно одинаковостью религіи и языка, въ которомъ вслЂдствіе политическихъ обстоятельствъ явились съ теченіемъ времени иные обороты и даже чуждыя выраженія для языка русскаго. Несмотря однако на это различіе, языкъ обЂихъ отрослей остался въ сущности одинаковымъ, потомучто какъ великоруссъ, такъ и украинецъ безъ труда другъ друга понимаютъ.“ (Старосв. Бандуристъ. Предисловіе.) РазумЂется, эти мнЂнія не нравятся крайнимъ проповЂдникамъ украинской самобытности.

Современные украинскіе патріоты увЂряютъ, что малороссійскій языкъ есть такой же отдЂльный, самостоятельный славянскій языкъ, какъ болгарскій, чешскій, польскій — и слЂдовательно называть его нарЂчіемъ русскаго языка также несправедливо какъ и нелЂпо.Отвергая въ этомъ отношеніи дЂйствительно рЂзкое и нЂсколько аристократическое мнЂніе БЂлинскаго, они опираются на авторитетъ Миклошича, который въ своемъ Vergleichende Grammatik der Slawischen Sprachen ставитъ малороссійскій языкъ не въ категорію провинціальныхъ нарЂчій, а на ряду съ самостоятельными языками главныхъ славянскихъ народовъ. Одни изъ украинскихъ патріотовъ, признавая что южнорусскій языкъ не отличался значительно отъ сЂвернорусскаго до той эпохи, когда восточная Россія порабощена была моголами, а западная подчинилась Лит†и ПольшЂ, въ то же время утверждаютъ, что съ XV вЂка оба нарЂчія, вслЂдствіе различія историческихъ судебъ, сложились въ отдЂльные, самостоятельные языки, съ своей особой своеобразной организаціей. Другіе, болЂе рьяные украйнофилы, идутъ дальше: они не только не допускаютъ возможности принять въ настоящее время малороссійскій народный /80/ говоръ за нарЂчіе русскаго языка, не только не признаютъ единства ихъ въ XIII столЂтіи, но увЂряютъ, что между ними была коренная и существенная разница не при ВладимірЂ, не при основаніи даже русскаго государства, а еще въ ту эпоху, когда совершилось распаденіе общеславянскаго языка на отдЂльные народные языки. ПослЂдователи этихъ мнЂній, приводя въ подкрЂпленіе свое разныя положенія и догадки, прямо уже называютъ украинцевъ особымъ народомъ, нарЂчіе свое самостоятельнымъ языкомъ, собраніе изданныхъ въ послЂднее полстолЂтіе на этомъ нарЂчіи сочиненій самобытною малороссійской литературой и предсказываютъ ей великую будущность. О томъ, въ какой степени все это справедливо, мы и намЂрены поговорить въ настоящей статьЂ.

Исторію малороссійскаго нарЂчія прослЂдить не трудно, потомучто всЂ сколько-нибудь серьозныя изслЂдованія показываютъ, что оно сложилось на исторической памяти.

Мы не будемъ разбирать нелЂпаго предположенія о самостоятельномъ образованіи малороссійскаго нарЂчія до основанія еще русскаго государства: эти бредни, вызванные увлеченіемъ узкаго патріотизма, напомнили самимъ малороссамъ басню объ услужливомъ медвЂдЂ Крылова. ОнЂ построены на доказательствахъ въ родЂ того, что въ нЂкоторыхъ народныхъ пЂсняхъ на малороссійскомъ нарЂчіи, какъ напримЂръ въ ТрайзіллЂ, сохранились слЂды глубокой миθологической древности, да у Нестора при описаніи введенія христіанства въ КіевЂ, въ обращеніи кіевлянъ къ опрокинутому въ ДнЂпръ идолу Перуна, встрЂчается будто бы малороссійская фраза: выдыбай, нашъ боже! Натягивая мысль на дыбу подобныхъ доводовъ, можно будетъ доказать самобытность не только малороссійскаго или бЂлорусскаго языка, а пожалуй костромскаго или пошехонскаго! Обратимся къ тому, что дЂйствительно можетъ имЂть видъ какого-нибудь вЂроятія. Посмотримъ, что представляетъ намъ исторія по вопросу о малороссійскомъ нарЂчіи. Церковнославянскій языкъ, сдЂлавшись со времени введенія христіанства письменнымъ словомъ во всЂхъ концахъ русской земли, долгое время оставался у насъ языкомъ литературнымъ, и хотя съ теченіемъ времени онъ измЂнялся отъ неизбЂжнаго вліянія живой рЂчи, но это измЂненіе было не такъ значительно, чтобы по памятникамъ церковнославянской письменности можно было опредЂлить теперь, въ какой степени въ первые вЂка нашей литературы южное нарЂчіе отличалось отъ сЂвернаго. Несмотря на то, и здЂсь однакожь многое говоритъ противъ возможности допустить въ то время различіе малорусскаго нарЂчія отъ общаго русскаго языка. Несторъ жилъ и писалъ свою лЂтопись въ КіевЂ, главномъ средоточіи всего края нашего южнорусскаго пле-/81/мени. ИзвЂстно, что его сказанія писаны не на томъ чистомъ церковно-славянскомъ языкЂ, который мы находимъ въ Остромировомъ Евангеліи, но въ рЂчи его встрЂчается не мало выраженій народныхъ; — и всЂ эти выраженія, всЂ эти его невольные руссизмы — въ характерЂ чисто-русскаго языка, а не нынЂшняго малороссійскаго нарЂчія. Еслибы въ то время въ южной Россіи былъ нетолько самостоятельный языкъ, но даже замЂтно отдЂлявшееся нарЂчіе, то возможно ли, чтобы во всей лЂтописи, при неполномъ знакомст†Нестора съ языкомъ церковнославянскимъ, въ сочиненіе его не вошло никакихъ мЂстныхъ словъ, никакихъ оборотовъ, кромЂ одной, да и то болЂе чЂмъ сомнительной, фразы — „выдыбай, боже!“ Простой здравый смыслъ показываетъ, что малороссійское нарЂчіе должно было бы сильно отразиться въ несторовой лЂтописи, еслибы оно только въ то время существовало. А между-тЂмъ мы не находимъ у него ни малЂйшей разницы съ сЂверными памятниками литературы того времени, какъ напримЂръ съ Русской Правдой, и только съ XV вЂка въ языкЂ лЂтописей кіевской и волынской начинаетъ обнаруживаться различіе отъ языка лЂтописей псковской и новгородской. Еще болЂе яснымъ доказательствомъ служитъ Слово о Полку ИгоревЂ. Написанное въ концЂ XII вЂка на русскомъ народномъ языкЂ съ незначительной примЂсью церковнославянскаго, да и то можетъ быть подбавленной позднЂйшими переписчиками, оно принадлежитъ тому краю, гдЂ должно было господствовать малороссійское нарЂчіе, а между-тЂмъ въ этомъ сочиненіи мы почти вовсе не находимъ элементовъ особаго южнаго языка, за исключеніемъ немногихъ отдЂльныхъ словъ. Но эти незначительныя особенности нетолько не даютъ права думать, что языкъ этого памятника отличенъ отъ русскаго, какъ напримЂръ языкъ Краледворской Рукописи, но даже не позволяетъ подозрЂвать въ немъ и особаго нарЂчія. Это съ ничтожными уклоненіями тотъ же самый языкъ, какой мы видамъ и въ Русской ПравдЂ: въ настоящее время онъ гораздо доступнЂе русскому, чЂмъ малороссу. Раз†такъ долженъ былъ бы отразиться въ этоть чисто-народномъ и патріотическомъ произведеніи особый языкъ, еслибы онъ дЂйствительно былъ въ южной Россіи нетолько до начала государства, но даже въ первые вЂка вашей исторіи?

Наконецъ противъ украйнофиловъ говоритъ и нашъ древній народный эпосъ. Весь южно-русскій циклъ эпическихъ былинъ, въ которыхъ воспЂвается князь Владиміръ-Красное-Солнышко и его богатыри, перешолъ къ намъ почти цЂликомъ на общерусскомъ языкЂ, за исключеніемъ немногихъ чисто-малороссійскихъ думъ, — и все это по языку нисколько не отличается отъ сЂвернаго цикла пЂсенъ про Василья Буслаевича или Садко Богатаго. Правда, языкъ /82/ чисто-новгородскихъ памятниковъ составляетъ у насъ какъ бы переходное нарЂчіе отъ великорусскаго къ малороссійскому, подобно тому какъ въ Германіи нарЂчіе тюрингенское было чЂмъ-то среднимъ между верхне-нЂмецкимъ и нижне-нЂмецкимъ; но это значеніе новгородской рЂчи опредЂлилось гораздо позднЂе, при отклоненіи южно-русскаго говора отъ сЂвернаго въ татарско-польскій періодъ раздЂленія Россіи. Какъ же можно допуститъ, чтобъ героическія сказанія о ВладимірЂ, въ которыхъ вмЂстЂ съ выходцемъ изъ восточной Руси Ильею Муромцемъ, мы находимъ и кіевлянина Добрыню Никитича, и уроженца дальняго юга Дуная Ивановича, выразились на нарЂчіи отдаленнаго сЂвернаго края, а не на томъ языкЂ, который былъ въ самомъ мЂстЂ событій, еслибы дЂйствительно этотъ языкъ существовалъ тогда въ видЂ особаго, рЂзко-отличнаго нарЂчія? Такимъ образомъ не мелочное корнесловіе, не педантическія натяжки, а положительные факты показываютъ, что до татарскаго періода во всей Россіи былъ одинъ русскій языкъ, съ такими незначительными оттЂнками на югЂ и сЂверЂ, какія и теперь встрЂчаются въ разныхъ мЂстностяхъ русской земли, напримЂръ въ Пско†или СмоленскЂ. До того времени ни имя Малороссіи, ни ея нынЂшній говоръ не были совсЂмъ извЂстны — была одна русская земля, одинъ русскій языкъ, однЂ и тЂ же пЂсни и сказки.

Но съ конца XIV вЂка, по различію историческихъ судебъ, народный говоръ сЂверной и южной Россіи началъ мало по малу раздЂляться. Новгородская область меньше всего пострадала отъ иноплеменнаго порабощенія, а потому и языкъ ея меньше измЂнился, и теперь народная рЂчь этой мЂстности ближе всего подходитъ къ тому общему народному языку, которымъ говорили во всей Россіи до конца XIV столЂтія. Почти свободный отъ татарскаго гнета, Новгородъ не видалъ въ своихъ предЂлахъ этихъ поработителей, которые больше двухъ вЂковъ тяготЂли надъ остальной Русью, а по отдаленности своей и независимости въ церковномъ управленіи все болЂе и болЂе ослаблялъ свои связи съ южной областью. По этому-то и въ письменномъ и въ народномъ языкЂ своихъ пЂсенъ онъ удержалъ тотъ строй, какимъ отличался въ древности языкъ всего русскаго народа, и оттого даже теперь онъ составляетъ нЂкоторымъ образомъ средній элементъ между великорусскимъ и малороссійскимъ нарЂчіемъ. Между тЂмъ внутренняя и восточная Россія была надолго покорена татарами, а южная и западная вскорЂ послЂ того подчинились Лит†и ПольшЂ. Эти событія очевидно не могли пройти безслЂдно ни для восточной, ни для южной Руси. ГдЂ же, спрашивается, должно было чужое вліяніе наиболЂе отразиться на языкЂ? Внутренняя и восточная Россія два съ половиной вЂка была /83/ въ зависимости отъ моголовъ, но эта зависимость ограничиваясь, какъ извЂстно, тЂмъ только, что татары обложили Россію данью, требовали покорности и подарковъ отъ князей, утверждали ихъ на престолахъ и опустошали ихъ удЂлы набЂгами и вторженіями, при неплатежЂ ордынскаго выхода, несогласіяхъ и интригахъ самихъ князей. Частію по вЂковой привычкЂ въ кочевой жизни въ азіятскихъ степяхъ, а можетъ быть и отъ инстинктивнаго опасенія вызвать болЂе отчаянный отпоръ, они почти вовсе не покушались водвориться внутри русской земли, кромЂ одной попытки въ Твери; а потому зависимость Россіи, при грубости и необразованности поработителей и поселеніи ихъ на дальней окраинЂ страны, была можно сказать только внЂшняя — и русскій языкъ не могь значительно измЂниться отъ вліянія языка татарскаго. Конечно, принимая въ себя въ продолженіе двухъ съ половиной вЂковъ кое-какіе элементы монгольской рЂчи, онъ не могъ сохранить своей первобытной чистоты, какъ въ НовгородЂ, но и не долженъ былъ въ такой степени отклониться отъ нея, чтобы сдЂлаться особымъ нарЂчіемъ, а тЂмъ менЂе особымъ языкомъ, отличнымъ отъ новгородскаго. Не такова была судьба русскаго языка на югЂ. Находясь съ одной стороны въ постоянныхъ сношеніяхъ по дЂламъ церкви съ Греціей черезъ Болгарію, а съ другой стороны въ близкомъ сосЂдст†съ могущественной въ то время Польшей, южная Россія подверглась гораздо большему вліянію посторонней силы. Ей грозило не столько порабощеніе матеріальное, сколько порабощеніе нравственное. Не прошло ста лЂтъ послЂ татарскаго погрома, какъ Галиція отошла къ ПольшЂ, Кіевъ съ Волынью, а потомъ и Черниговъ съ СЂверскимъ княжествомъ къ ЛитвЂ, а въ концЂ XIV вЂка всЂ эти обширныя земли вошли въ составъ Польскаго королевства. И властители польскіе дЂйствовали въ порабощенной странЂ совсЂмъ иначе, чЂмъ моголы. Наши дикіе восточные завоеватели, оставаясь за Волгой, не думали ни о твердомъ поселеніи въ Россіи, ни объ утвержденіи въ ней своего народнаго элемента, ни о религіозной пропагандЂ. Не то было въ южной Россіи. Образованная и католическая Польша не могла смотрЂть на присоединенный край съ такимъ азіятскимъ равнодушіемъ: южныя русскія земли начали быстро наводняться польскими выходцами и рьяными проповЂдниками папизма, поляки принялись усердно пріобрЂтать и захватывать земли, строить латинскіе костелы, распространять свою религіозную пропаганду, и часть русскаго народа подчинилась этому вліянію, которое и съ возвращеніемъ Малороссіи въ составъ общаго отечества не переставало дЂйствовать, замЂнивъ только прежнее орудіе насилія другими болЂе тонкими средствами обольщенія. Такимъ образомъ южная /84/ Россія черезъ три вЂка политическаго подчиненія ПольшЂ и два столЂтія новой нравственной отъ нея зависимости шла иными путями, чЂмъ сЂверная. Хотя народная масса, за исключеніемъ окатоличеннаго дворянства устояла отъ этого пятивЂковаго гнета и сохранила свою вЂру и національность, но не могла же эта долгая зависимость отъ просвЂщенной націи, заражонной духомъ прозелитизма, не оставить глубокихъ слЂдовъ на языкЂ нашего южнаго края. И дЂйствительно, въ то время, когда письменность раздЂлилась въ Малороссіи между языками церковнославянскимъ и латинскимъ, народный русскій языкъ въ этой странЂ началъ все болЂе и болЂе измЂняться, подъ вліяніемъ съ одной стороны польскаго, а съ другой болгарскаго, къ которому народъ тяготЂлъ, отстаивая свою вЂру, и такимъ образомъ принимая изъ нихъ слова и обороты, южнорусская рЂчь все болЂе и болЂе отклонялась отъ своего первообраза, языка новгородскаго, и становилась особымъ нарЂчіемъ, которое теперь разнится отъ общерусскаго языка и во флексіяхъ, и въ синтаксическомъ строЂ и въ произношеніи. Все это совершилось на исторической памяти, было естественнымъ послЂдствіемъ историческихъ событій — и все это ясно доказываетъ, что малороссійскій говоръ не составлялъ особаго языка до эпохи татарскаго нашествія и теперь не что иное, какъ провинціальное нарЂчіе, сложившееся въ одной части русской земли какъ уэльзкое нарЂчіе въ Англіи или піемонтское въ Италіи. Вотъ почему БЂлинскій совершенно правъ, говоря, что въ настоящее время малороссійскаго языка нЂтъ, а есть только провинціальное южнорусское нарЂчіе.

До настоящаго столЂтія никто въ Малороссіи и не пытался создать изъ провинціальнаго нарЂчія особый языкъ для литературы и науки. Было время, и очень продолжительное, когда Кіевъ стоялъ въ гла†русскаго образованія и давалъ направленіе всей умственной и литературной жизни въ нашемъ отечествЂ. Съ присоединеніемъ къ образованной ПольшЂ, въ югозападномъ краЂ явились учебныя заведенія, въ то время когда въ великой Россіи не было вовсе училищъ, и потому въ дЂлЂ просвЂщенія онъ значительно опередилъ Московію. Въ XVI столЂтіи, когда въ Моск†только что затрогивали вопросъ о необходимости училищъ для духовенства, въ средЂ котораго въ то время было не мало людей совсЂмъ безграмотныхъ, въ южномъ краЂ были не только народныя школы, но въ Кіе†открылось даже и высшее учебное заведеніе, Могилянская Коллегія, устроенная до образцу западныхъ европейскихъ академій. Тамъ преподавали уже ариθметику, реторику, философію, богословіе, языки славянскій, латинскій и греческій, изучали Аристотеля, Цицерона, Θому Аквитанскаго. И на какомъ же языкЂ выражалась /85/ вся эта учебная и учоная дЂятельность? Науки, согласно схоластическому устройст†заведенія, преподавались, какъ и по всей почти ЕвропЂ, на языкЂ латинскомъ; духовныя слова, поученія и поздравительныя рЂчи писались по церковно-славянски, а стихи польско-силлабическаго размЂра составлялись на особомъ книжномъ языкЂ, изъ смЂси церковно славянскаго съ чисто-русскимъ нарЂчіемъ и отчасти съ малороссійскимъ. Въ Могилянской Академіи сосредоточилась вся умственная жизнь русской земли. И что-же сдЂлалъ Кіевъ въ продолженіе своего полуторавЂковаго нравственнаго преобладанія въ отношеніи въ обработкЂ народнаго южнорусскаго нарЂчіи, которое тогда уже отличаюсь отъ общерусскаго языка? Внесъ ли онъ въ зто нарЂчіе, въ эпоху самобытной жизни страны, хоть какія-нибудь начала, способныя образовать изъ него самостоятельный языкъ литературный и учоный? Передалъ-ли онъ съ другой стороны какія-нибудь стихіи этого южнорусскаго нарЂчія въ общій русскій языкъ, въ то время, когда кіевское образованіе начало развиваться на всю Россію, когда толпа южнорусскихъ учоныхъ, вызванныхъ Ртищевымъ, основала въ московскомъ Андроньевомъ монастырЂ что-то въ родЂ Академіи наукъ. Думалъ-ли онъ хоть сколько-нибудь о научномъ и литературномъ значеніи своего народнаго нарЂчія въ то время, когда съ основаніемъ славяно-греко латинской Академіи въ Моск†южная Россія выслала туда цЂлую фалангу даровитыхъ людей, имЂвшихъ огромное вліяніе на ходъ далнЂйшаго образованія въ Россіи? Несколько! ВсЂ эти малороссійскіе учоные: Епифаній Славинецкій, Симеонъ Полоцкій, Іоанникій Голятовскій, Антоній Радивиловскій, Лазарь Барановичъ, Дмитрій Ростовскій, Θеоθанъ Прокоповичъ — никогда не думали и и не дЂлали ни малЂйшей попытки придать малороссійскому нарЂчію значеніе учоно-литературнаго языка, а всЂ писали частію полатыни и попольски, а больше на особо»мъ книжномъ языкЂ, въ который при огромной массЂ великорусскихъ элементовъ, слова и обороты малороссійскіе входили не съ преднамЂренной цЂлью, а только вслЂдствіе не совершенно полнаго знанія московскаго нарЂчія. Отчего-же это? Конечно, частію оттого, что въ то время на УкрайнЂ, какъ и въ другихъ мЂстахъ, не сознавали еще важности живого нарЂчія, которымъ говорилъ простой народъ, но еще болЂе это было потому, что сами учоные должны были чувствовать, что малороссійскій говоръ есть только мЂстное, провинціальное нарЂчіе, неспособное по ходу историческихъ обстоятельствъ сдЂлаться языкомъ литературнымъ, что образованное изъ смЂшенія русскаго языка съ польскимъ, оно съ возвращеніемъ страны въ составъ общаго отечества и не должно будетъ развиться въ языкъ самостоятельный. И вотъ полтора вЂка преобладанія Кі-/86/ева въ умственной и литературной дЂятельности ровно ни къ чему не послужило для малороссійскаго нарЂчія, а напротивъ доказало наглядно его мЂстное провинціальное значеніе и несостоятельность въ дЂлЂ науки и литературы. Но едва только первыя начала образованія утвердились въ Моск†и славяно-греко-латинская Академія выпустила своихъ первыхъ воспитанниковъ, какъ Тредьяковскій, Кантеміръ, Ломоносовъ, воспитанные въ томъ-же схоластическомъ направленіи, какъ и кіевскіе учоные, бросили церковно-славянскую рЂчь и занялись литературной обработкой господствующаго нарЂчія, сближая его мало-по-малу съ языкомъ общенароднымъ. Это зависЂло не отъ одного государственнаго преобладанія Москвы, но вмЂстЂ и оттого, что великорусская рЂчь была не провинціальнымъ нарЂчіемъ, какъ малорусская, а языкомъ великой страны, вступавшей въ новый періодъ умственной жизни. И вотъ со всЂхъ концовъ русской земли, изъ Малороссіи и БЂлоруссіи, все истинно талантливое обращается къ возникающей русской литературЂ и выражается на общемъ русскомъ литературнонъ языкЂ. Очевидно, что если малороссійское нарЂчіе не выработалось въ особый литературный языкъ во время самостоятельной жизни края и его умственнаго преобладанія надъ остальной Россіею, то въ будущемъ это сдЂлалось уже совершенно немыслимымъ.

Украинцы, говоря о возможности развитія своего нарЂчія въ будущемъ, спрашиваютъ: неужели одному русскому языку принадлежитъ монополія быть проводникомъ образованности и органомъ науки? Да, безъ сомнЂнія теперь одному общерусскому языку принадлежитъ эта монополія во всей русской землЂ съ русскимъ населеніемъ. Эту монополію далъ ему не кружокъ квасныхъ патріотовъ, а ходъ самой исторіи, какъ англійскому языку передъ шотландскимъ, какъ итальянско-флорентинскому предъ піемонтскимъ и неаполитанскимъ. Этимъ ни мы не должны гордиться, ни малороссы не имЂютъ права оскорбляться. Въ исторіи мы не находимъ малороссійскаго народа и малороссійскаго языка, точно такъ же, какъ не находимъ бЂлорусскаго или сибирскаго народа, а знаемъ одинъ только русскій народъ съ племенными нарЂчіями бЂлорусскимъ и малороссійскимъ. На этихъ провинціальныхъ нарЂчіяхъ есть народныя пЂсни и сказки, есть нЂсколько поэтическихъ сочиненій, написанныхъ въ позднЂйшее время, но нЂтъ литературы. И что такое теперь малороссійскій литературный языкъ, на которомъ въ нынЂшнемъ столЂтіи начали появляться сочиненія въ УкрайнЂ? Въ настоящемъ малороссійскомъ нарЂчіи сами украинцы находятъ столько вЂтвей и подраздЂленій, что чуть не въ каждой губерніи представляется теперь особый говоръ. Что-же это скажите за языкъ, въ которомъ вы сами пу-/87/таетесь до такой степени, что постороннему человЂку трудно рЂшить, кого изъ васъ признать компетентнымъ въ дЂлЂ? Мы помнимъ, напримЂръ, какъ одинъ изъ сотрудниковъ покойной „Основы“ плакался на то, что каждый изъ украинскихъ литературныхъ дЂятелей знаетъ только одно или два нарЂчія, а не весь малороссійскій языкъ въ полномъ его объемЂ. ВЂроятно, многіе не забыли, что г. Кулишъ обвинялъ Гоголя въ незнаніи Малороссіи и въ неточномъ употребленіи ея народнаго языка. Въ то же время г. Шейковскій, издатель южнорусскаго словаря доказывалъ, что самъ г. Кулишъ не понимаетъ настоящаго народнаго малороссійскаго языка и пишетъ на немъ какъ Тредьяковскій, а г. Гатцукъ обвинялъ въ незнаніи этого же языка и г. Шейковского. Подобныя мнЂнія высказывались, какъ мы помнимъ, и противъ Квитки; ихъ не избЂгъ наконецъ и самъ Шевченко. Что же это такое за недоступный языкъ и можетъ ли онъ быть въ настоящее время органомъ литературы и европейской науки? Мы бы попросили украинскихъ патріотовъ попробовать перевести на этотъ литературный языкъ, не говоримъ уже какихъ-нибудь европейскихъ писателей, но хоть напримЂръ болЂе капитальныя сочиненія Гоголя или историческіе этюды самого г. Костомарова. Нужно много учоной и литературной обработки, чтобы на малороссійское нарЂчіе можно было передать многія сочиненія самихъ же малороссовъ. Теперь посмотримъ, что такое эта прославляемая украинцами малороссійская литература.

Народная малороссійская поэзія на мЂстномъ нарЂчіи начинается съ развитіемъ на УкрайнЂ казачества, то есть не ранЂе XVI столЂтія. При высокихъ эстетическихъ достоинствахъ, обиліи прекрасныхъ картинъ южнорусской природы и художественномъ воспроизведеніи многихъ сторонъ жизни, эта поэзія обнимаетъ и историческую судьбу и бытовой характеръ края. Въ ней выражается весь бытъ этой страны въ борьбЂ ея съ политическими врагами и притЂснителями ея вЂры и народности. КромЂ лирики, въ украинской поэзіи есть и свой эпосъ, порожденный славной эпохой казачества. Въ древнЂйшихъ малороссійскихъ думахъ воспЂваются подвиги украинскихъ казаковъ въ походахъ ихъ на Турцію, многочисленныя битвы на ДунаЂ и Черномъ морЂ, удалые подвиги Свирговскаго, Вишневецкаго и другихъ атамановъ и предводителей. ЗатЂмъ начинается другой циклъ народныхъ думъ, въ которомъ отразилась кровавая борьба казаковъ съ Польшей за народность и вЂру, гдЂ выдвигаются личности Наливайко, Повтора-Кожуха и ХмЂльницкаго. Наконецъ послЂднія позднЂйшія пЂсни выражаютъ эпоху упадка и перерожденія казачества, съ присоединеніемъ Малороссіи къ общему /88/ отечеству. Кто сколько-нибудь знакомъ съ этой поэзіей, тоть не станетъ отрицать ея высокихъ достоинствъ, но въ то же время всякій согласится, что это поэзія исключительно казацкая, которая возникла съ казачествомъ и вмЂстЂ съ нимъ умерла. Это былъ степной цвЂтокъ вольной Украйны, взрощенной и вздедЂянный ею въ эпоху самобытной, исторической жизни страны, который неизбЂжно долженъ былъ завянуть, какъ скоро край вошолъ въ иныя условія политической и общественной жизни, когда кончились запорожскіе наЂзды на Турцію и борьба съ Польшею. Эта казацкая поэзія точно также относится къ русской литературЂ, какъ народныя пЂсни на неустановившихся германскихъ нарЂчіяхъ или бретонскія баллады въ УэллисЂ относились къ литературамъ англійской и нЂмецкой. ВездЂ, съ успЂхами образованія и сплоченіемъ племенъ, такія пЂсни прекращались и уступали мЂсто настоящей литературЂ. То же явленіе было и въ сЂверной Россіи. Стало быть народныя украинскія пЂсни по своему содержанію, какъ выраженіе минувшей исторической эпохи, вовсе не могутъ быть источникомъ какой-то новой, самобытной малороссійской литературы, не въ состояніи дать ей ни содержанія, ни формъ.

КромЂ этой народной поэзіи, которая жила только казачествомъ и его воспоминаніями, въ Малороссіи, какъ вы видЂли уже, не было никакой другой литературы. Книжный языкъ, какъ въ отдаленной древности, такъ и послЂ раздЂленія Руси на великую и малую, былъ въ томъ и другомъ краю одинаковый, то есть представлялъ смЂсь языка церковнославянскаго съ общерусскимъ. Почти всЂ южнорусскія сочиненія въ XVI и XVII столЂтіяхъ писаны тЂмъ же самымъ языкомъ, какъ писали въ то время въ МосквЂ. Въ комедияхъ Симеона Полоцкаго о „НовуходоносорЂ„“ и „Блудномъ СынЂ“ силлабическіе вирши сложены на языкЂ полуславянскомъ, полумосковскомъ. Пьесы Дмитрія Ростовскаго „Воскресеніе Христово“ „ГрЂшникъ Кающійся“ и др. писаны были въ Малороссіи, и между-тЂмъ онЂ еще болЂе, чЂмъ у Полоцкаго отличаются великорусскимъ элементомъ, народными словами чисто-московскаго нарЂчія. Если же въ письменныхъ сочиненіяхъ малороссійскихъ писателей, до начала нынЂшняго столЂтія, изрЂдка попадаются слова изъ мЂстнаго южнаго нарЂчія, то это зависЂло единственно отъ неумЂнья ихъ найти слова чистославянскія или русскія, а вовсе не отъ намЂренія образовать самобытную литературу на своемъ провинціальномъ языкЂ. Такимъ образовъ до настоящаго столЂтія въ УкрайнЂ, кромЂ народныхъ пЂсенъ и думъ, не было на малороссійскомъ нарЂчіи почти никакой литературы, и даровитЂйшіе представители южнорусскаго племени постоянно примыкали къ общенародной жизни и къ ея умственному /89/ движенію. Самые популярные и талантливые люди изъ малороссовъ не думали причислать себя къ какому-то особому народу и мечтать о какой-то особой литературЂ: извЂстный украинскій философъ Григорій Сковорода въ своихъ сочиненіяхъ говоритъ постоянно о „русскомъ человЂкЂ“, о „русскомъ народЂ“. Словомъ, до настоящаго вЂка отъ самихъ малороссовъ никто не слыхалъ о народЂ или языкЂ малороссійскомъ.

Но когда Котляревскій, съ свойственнымъ малорусскому племени юморомъ, передЂлалъ ради шутки Энеиду въ комическую поэму и началъ писать оперетки, въполовину на русскомъ, въполовину на мЂстномъ провинціальномъ нарЂчіи — эти опыты сильно подЂйствовали на украинцовъ. Между-тЂмъ содержаніе и складъ сочиненій Котляревскаго вовсе не обнаруживали претензій на литературный сепаратизмъ: обращаясь къ элементу народному, они не менЂе того примыкали и къ элементуобщерусскому, сколько принадлежали Малороссіи, столько же относились и къ русской литературЂ. Экземпляры хохлацкой Энеиды не только распространились на югЂ, но проникли и во внутреннюю Россію и зачастую встрЂчались въ чисторусскихъ семействахъ. „Наталка Полтавка“ и особенно „Москаль Чаривникъ„“ сдЂлались достояніемъ русской сцены и пользовались на ней едва-ли не большимъ успЂхомъ, чЂмъ въ самой Малороссіи. ПослЂдній водевиль и теперь постоянно держится на репертуарЂ петербургскаго театра. УспЂхъ этихъ милыхъ, игривыхъ шутокъ вызвалъ попытки писать на малороссійскомъ нарЂчіи и въ другихъ родахъ литературы. Явились повЂсти Основьяненко „Маруся“, „Салдацькій патретъ“ и также нашли читателей не въ одной Малороссіи: это были легкіе очерки мЂстнаго быта, характеристическія черты провинціальныхъ нравовъ, граціозныя особенности плененныхъ малорусскихъ обычаевъ, живыя и поэтическія картины южнорусской природы. И успЂхъ ихъ былъ вполнЂ заслуженный. Но не смотря на эти опыты, въ то же самое время люди съ боліе обширнымъ дарованіемъ, смотрЂвшіе шире на жизнь и литературу, чувствовали, что мЂстное малороссійское нарЂчіе способно на однЂ легкія вещи, но никогда не можетъ сдЂлаться языкомъ литературнымъ. Иначе и не могло быть, вслЂдствіе историческихъ судебъ края, односторонняго значенія его народной поэзіи и провинціальнаго характера мЂстнаго нарЂчія.

Племенная жизнь отдЂльной провинціи нигдЂ не создавала самобытной литературы; не могла создать ее и настоящая жизнь Малороссіи, въ которой съ перерожденіемъ казачества не осталось никакихъ самобытныхъ элементовъ, внЂ общихъ началъ русской жизни, кромЂ однихъ мЂстныхъ преданій, провинціальныхъ обычаевъ и воспоминаній о давно отжившей старинЂ. Вотъ почему обширному литера-/90/турному дарованію въ Малороссіи становилось душно въ тЂсномъ и замкнутомъ кругу провинціальнаго воззрЂнія. Все истинно талантливое неизбЂжно тяготЂло къ общей русской жизни, къ русскому литературному языку и къ общей нашей литературЂ. ЦЂлая толпа даровитыхъ представителей новой русской литературы вышла изъ Украйны, и всЂ эти талантливые писателя или съ перваго своего шага обращались къ русскому языку, какъ ГнЂдичъ и НарЂжный, или послЂ нЂсколькихъ опытовъ на мЂстномъ нарЂчіи неизбЂжно примыкали къ общей русской литературЂ, какъ Основьяненко, Гребенка и наконецъ Гоголь. Это обращеніе лучшихъ талантовъ Украйны къ общерусской литературной дЂятельности было совершенно понятно и естественно: оно происходило не отъ недостатка сочувствія ихъ къ своему мЂстному, народному элементу, не отъ равнодушія или пренебреженія къ родной странЂ, не отъ чуждаго, искуственнаго воспитанія въ антинародномъ духЂ, но отъ желанія имЂть большій кругъ читателей; но отъ недостатка литературныхъ элементовъ въ бытовой жизни племени, отъ тЂсноты мелкой провинціальной среды, отъ сознанія возможности одного только литературнаго языка, отъ убЂжденія наконецъ въ томъ, что читающая публика есть общая публика русская. При всей горячей любви къ Малороссіи, при сочувствіи къ ея поэтическимъ преданіямъ, къ ея прекрасной родной поэзіи старины, истинно талантливые украинскіе писатели понимали, что примыкая неразрывно къ общему русскому отечеству, отъ котораго ихъ родина оторвана была въ печальный періодъ нашей, исторіи, она въ будущемъ не можетъ жить болЂе отдЂльной, самостоятельной жизнью, и отнынЂ умственная дЂятельность Украйны должна также сливаться съ общерусскою дЂятельностію, какъ слились обЂ страны въ отношеніи политичесномъ. ВсЂ здраво понимающіе дЂло видЂли, что малороссійскіе писатели, обращаясь къ общерусскому языку, вносятъ новые элементы въ нашу литературу и сами съ другой стороны почерпаютъ въ ней живительныя силы, какихъ никогда не въ состояніи дать узкая среда провинціальнаго быта. Эти люди поняли, что малороссійская народная поэзія точно также относится къ русской литературЂ, какъ и русская народная поэзія пЂсенъ, сказокъ и былинъ, что онЂ могутъ вносить народные элементы въ общую литературу, могутъ одухотворять ее живымъ элементомъ народнаго міросозерцанія, но въ то же время онЂ должны слиться въ общемъ источникЂ русской мысли и литературы, и при такомъ только единст†можно будетъ ждать отъ нея высокаго развитія. Это выразились въ важнЂйшемъ представителЂ нашей новЂйшей литературы, ГоголЂ: взгляни онъ на значеніе литературы съ племенной точка зрЂнія, и кругъ его /91/ творчества неизбЂжно съузился бы, лучшія повЂсти его погибли бы въ мелкой средЂ провинціальнаго воззрЂнія. Не обратись онъ къ общерусскому міросозерцанію, къ общему русскому языку, и ограничься своимъ провинціальнымъ малороссійскимъ нарЂчіемъ, онъ не только не создалъ бы такихъ народно художественныхъ произведеній, какъ „Ревизоръ“ и „Мертвыя души“, не только не написалъ бы лучшаго нашего историческаго романа „Тараса Бульбу“, гдЂ въ широкой картинЂ отразилась историческая и бытовая жизнь югозападнаго края во всей полнотЂ современнаго міросозерцанія; но самыя его чисто-малороссійскія повЂсти, какъ напримЂръ „Вій“ или „Ночь на Рождество Христово“, едва ли могла сложиться въ томъ видЂ и съ той полнотою мысли и выраженія, какъ онЂ написаны порусски. И это не оттого, чтобы малороссійское нарЂчіе не могло передать въ той же красотЂ ихъ сказочнаго содержанія, но потому, что какъ всякій провинціализмъ, оно не въ состояніи дать произведенію того общаго колорита, какимъ отличаются отъ простонародныхъ разсказовъ созданія художественно-литературныя. Доказательствомъ того, что провинціальная среда и мЂстное нарЂчіе не въ состояніи дать никакого широкаго взгляда, а напротивъ сдавливаютъ и задушаютъ всякое нстинное дарованіе, служатъ прославленныя „Оповиданя“ Марка Вовчка. Не смотря на несомнЂнное дарованіе писательницы, извЂстной подъ этимъ именемъ, на ея неподдЂльное чувство, задушевную искренность въ разсказЂ и даже замЂтную художественность въ компановкЂ характеровъ и положеній, — какая у нея бЂдность въ содержаніи, какое отсутствіе жизненнаго міросозерцанія, однообразіе въ основной идеЂ, какая монотонность въ изложеніи и наконецъ какая во всемъ провинціальная мелкость и сантиментальность! Прочтя одинъ или два разсказа ея про какую-нибудь малороссійскую БЂдную Лизу или какого-нибудь хохлацкаго селадона, вы уже вполнЂ знаете всЂ мотивы остальныхъ ея повЂстей. Всякій новый разсказъ ея только пересказъ прежняго; это не новая картина, но тотъ же самый эскизъ съ другой и притомъ очень близкой точки зрЂнія; не новыя лица, но тЂ же самые портреты, снятые то въ профиль, то въ три-четверти. И все это вращается въ одномъ, самомъ узкомъ кругу, въ объемЂ одного только вопроса, въ добавокъ теперь совершенно исчерпаннаго и отжившаго. Читать новые разсказы этой писательницы также утомительно, какъ слушать двадцать разъ къ ряду, съ ничтожными варіантами, одну и ту же сказку, пересказываемую въ одномъ и томъ же тонЂ, тЂмъ же самымъ складомъ. Будущности у Марка Вовчка нЂтъ никакой, пока эта писательница останется вЂрною своему провинціальное воззрЂнію и своему племенному нарЂчію. /92/

Но защитники самобытной украинской литературы спросятъ васъ, почему мы забываемъ Шевченко? Мы его не забыли, но оставили нарочно подъ конецъ, какъ самое убЂдительное доказательство, что новая украинская литература невозможна. Шевченко безъ всякаго сомЂнія одинъ изъ самыхъ значительныхъ поэтическихъ талантовъ, какіе только произвела Малороссія. Это поэтъ съ обширнымъ дарованіемъ, возникшій изъ среды чисто-народной жизни и отразившій въ себЂ всЂ возможные ея элементы. Но посмотримъ, великъ-ли объемъ содержанія его поэзіи и въ чемъ состоитъ его поэтическое міросозерцаніе? Съ полнымъ уваженіемъ къ дарованію важнЂйшаго представителя Украйны, мы скажемъ откровенно свое мнЂніе.

Партія новЂйшихъ украйнофиловъ, въ понятномъ удивленіи къ таланту своего земляка, увлеклась въ восторгахъ своихъ до того, что ставитъ Шевченку на ряду съ Пушкинымъ, Гоголемъ и даже съ величайшими геніями общеевропейскими, чуть не съ Шекспиромъ. Не говоря уже о нелЂпости послЂдняго сравненія, мы находимъ чрезвычайно безразсудной мыслью ставить Шевченко на ряду съ Пушкинымъ. Можетъ ли подобное сближеніе придти въ голову человЂку, не ослЂпленному мелкими претензіями провинціальнаго патріотизма? Можно ли, разсуждая спокойно, не видЂть огромной разницы между содержаніемъ Пушкина и Шевченко? Пушкинъ, кромЂ самой разнообразной лирики, является намъ и драматургомъ въ БорисЂ Годуно†и Каменномъ ГостЂ, и живописцемъ всЂхъ слоевъ современной жизни въ ОнЂгинЂ, и великимъ романистомъ въ Капитанской ДочкЂ; въ его поэзіи нашлись отзывы и Данту, и античному міру древней Греціи, восточной поэзіи и испанской жизни, русской народности и байроновскому скептицизму, — и во всемъ этомъ отразилась великая самобытная личность, въ которой сосредоточилась живая дЂйствительность, во всю глубину исторической и во всю ширину современной жизни. Каково же содержаніе поэзіи Шевченко?

Что касается до его драматическихъ опытовъ, въ родЂ „Назара Стодоля“, то по собственному отзыву самыхъ рьяныхъ украинцевъ, они не заслуживаютъ вниманія и даже не имЂютъ мЂстнаго значенія въ самой Малороссіи. ВсЂ остальныя сочиненія Шевченко состоятъ изъ лирическихъ пЂсенъ, какъ его Кобзарь, или изъ поэмъ и повЂстей, каковы „Гайдамаки“ и „Наймичка“. Какіе же въ нихъ выразились мотивы и какое поэтическое міросозерцаніе? Перечитывая пЂсни Кобзаря, вы ясно видите, что это ничто иное, какъ поэзія воспоминанія, послЂдніе отголоски старой жизни въ народной украинской поэзіи: это тЂ же жалобы наболЂвшаго сердца, тЂ же тоскливыя мечты отжившей самобытности, тЂ же воспоминанія о бы-/93/лой жизни. Тутъ не сказалось ровно ничого новаго, ничего такого что давно не высказалось бы у старыхъ кобзарей. При большей силЂ поэтическаго таланта, при большей глубинЂ и теплотЂ чувства, вы находите здЂсь то же ограниченное міровоззрЂніе, какъ и въ народныхъ украинскихъ пЂсняхъ. И это, повторяемъ, не отъ ограниченности таланта, а только отъ положительной невозможности найти какіе-нибудь новые мотивы, не выходя изъ узкой колеи провинціальнаго быта въ широкое русло общенароднаго воззрЂнія.

Эпическія сочиненія Шевченко подтверждаютъ это еще лучше и яснЂе. Что такое Гайдамаки? Это поэтическое воспоминаніе о славной былой эпохЂ казачества, произведеніе безспорно высоко талантливое; но въ немъ не отозвались никакихъ новыхъ мотивовъ послЂ тЂхъ, въ которыхъ это казачество выразилось въ своихъ старыхъ украинскихъ думахъ: это какъ-будто одна изъ тЂхъ же думъ, вновь отыскаивая въ памяти народа и только пропЂтая съ большей художественностью. Намъ приходилось при этомъ слышать сравненіе Шевченко съ Мицкевиченъ — и это также несправедливо, потомучто у послЂдняго есть прямая связь съ обширной письменной литературой, въ которой отразилась польская жизнь на цЂлые вЂка народной самостоятельности.

Какъ скоро Шевченко перешолъ отъ былыхъ воспоминаній казачества къ современной украинской жизни, онъ не могъ найти для своей поэмы никакихъ сюжетовъ, кромЂ судьбы Наймички, основанной на мотивЂ, почти не имЂющемъ практическаго смысла въ дЂйствительности, да и на томъ отпечатался еще какой-то искуственно-сантиментальный характеръ, придающій разсказу значеніе крайне-исключительное.

Такимъ образомъ вся поэзія Шевченко — или думы о быломъ, но невозвратно отжившемъ казачествЂ, или такія явленія современности, которыя составляютъ исклоченія изъ общихъ явленій русской жизни. При всей значительности таланта, содержаніе этой поэзіи очень бЂдно, и односторонне, и сравнивать Шевченко съ Пушкинымъ такъ же странно и забавно, какъ ставить напримЂръ Москаль-Чаривника на ряду съ Ревизоромъ Гоголя или оперой Глинки.

ИзвЂстно, что Шевченко пробовалъ писать и на русскомъ языкЂ, но его „Тризна“ не произвела никакого впечатлЂнія и не можетъ имЂть ни малЂйшаго значеніе въ нашей литературЂ. Крайніе украйнофилы говорятъ, будто это обстоятельство доказываетъ, что русскій языкъ пришолся не по натурЂ Шевченко, и только въ одномъ родномъ языкЂ малороссійскомъ была жизненная сила для такого истинно-народнаго поэта. На самомъ дЂлЂ мы видимъ тутъ другія причины. Что могъ сказать Шевченко, при своемъ исключительно /94/ племенномъ міросозерцаніи, послЂ разнообразной поэзіи Пушкина, послЂ глубоко дЂйствительныхъ и широкихъ по идеЂ произведеній Гоголя! Неудача его въ русской литературЂ, кромЂ исключительнаго и страстнаго влеченія къ чисто малороссійской средЂ, объясняется самымъ родомъ его дарованія.

Мы говорили уже, что Гоголь, по свойству своего широкаго таланта и глубинЂ общерусскаго воззрЂнія, послЂ первыхъ опытовъ на малороссійскомъ нарЂчіи, почувствовалъ тЂсноту провинціальной среды, узкія формы мЂстнаго нарЂчія и невольно перешолъ къ русской литературЂ, гдЂ съ перваго шага сталъ на ту высоту, съ которой легко и свободно было развернуться его разностороннему дарованію и въ народной сказкЂ, и въ историческимъ романЂ, и въ современной драмЂ. Напротивъ Шевченко, обращаясь къ русскому языку, неизбЂжно оторвался отъ исключительно-мЂстной почвы, гдЂ только могъ созрЂть и вырости прелестный цвЂтокъ его народной, чисто провинціальной поэзіи, и онъ въ средЂ русской литературы не нашолъ того воздуха, который одинъ могъ дать жизнь этому чисто-мЂстному растенію. Понятно, что онъ по необходимости долженъ былъ обратиться туда, гдЂ ему легко и свободно было дышать.

Подобный примЂръ мы видЂли раньше и въ нашей литературЂ, въ лицЂ Кольцова, котораго по нашему мнЂнію скорЂе, чЂмъ кого-нибудь другого, можно поставить на ряду съ Шевченко, если только нужны подобныя сопоставленія. Кольцовъ также вышелъ изъ среды народа, и притомъ почти въ той же полосЂ Россіи, такъ же былъ питомцемъ нашихъ южныхъ степей, и подобно Шевченко, выразилъ бытовую жизнь великорусскаго племени въ народно-художественной пЂснЂ. Но едва только обратился онъ къ общелитературнымъ мотивамъ, едва оторвался отъ своей народной среды и своего чисто-народнаго языка, какъ все обаятельное значеніе его поэзіи потерялось, и онъ исчезъ бы въ толпЂ дюжинныхъ стихотворцевъ, еслибы не возвратился къ своей народной пЂснЂ. Поэтому-то и Шевченко не могъ выдти изъ своей народноплеменной сферы.

Если у насъ чисто-народные мотивы Кольцова нашли глубокое сочувствіе, то понятно, что еще болЂе и сильнЂе должны были отозваться пЂсни Шевченко въ душЂ его украинскихъ земляковъ. Какъ старая сказка няни, онЂ многое говорили сердцу. Но какъ простой отголосокъ угасшаго казачества, пЂсни его не могли открыть какого-нибудь новаго міросозерцанія; онъ увеличилъ число хорошихъ книгъ на малороссійскомъ нарЂчіи, но не создалъ никакой новой малороссійской литературы. Поэтому правъ и БЂлинскій, который говорилъ, что не знаетъ такой литературы, правъ и г. Аксаковъ, /95/ когда замЂтилъ, что отдЂльная малороссійская литература „полезна только для домашняго обихода“.

Обращаясь къ исторія европейскихъ литературъ, мы вездЂ найдемъ доказательства противъ возможностн особой литературы въ какой-нибудь провинціи. У рЂдкой изъ нынЂшнихъ европейскихъ націй, въ какомъ-нибудь періодЂ ихъ жизни, не было отдЂльныхъ нарЂчій, и на нихъ народныхъ пЂсенъ и сказокъ, а иногда даже и письменныхъ сочиненій.

ИзвЂстно, что во Франціи, въ первую пору національнаго развитія, образовались два значительно-отличныя нарЂчія — собственно французское на сЂверЂ и провансальское на югЂ. На томъ и другомъ возникла народная поэзія. Съ перваго взгляда казалось бы, что поэзія южныхъ трубадуровъ имЂетъ болЂе данныхъ къ преобладающему вліянію на будущую французскую литературу, что провансальскій d'oil долженъ больше участвовать въ образованіи французскаго языка, чЂмъ сЂверный d'oc. Южная часть Франціи, гдЂ совершалась религіозная борьба христіанскаго рыцарства съ мавританскими проповЂдниками Корана, гдЂ Карлы Мартелы отстаивали вЂру и народность страны противъ Абдеррахмановъ, гдЂ отличался подвигами самъ Карлъ Великій, должна будетъ поглотить умственную жизнь сЂвера, или покрайней мЂрЂ не дать ему поглотитъ своей болЂе и ранЂе развитой жизни. Въ поэзіи трубадуровъ было несравненно больше чувства и энергіи, ихъ серены и новеллы отличались большею граціей и задушевностью. Между-тЂмъ, когда по силЂ историческаго хода событій различныя области Франціи начали сливаться въ одно цЂлое и разныя племена стали слагаться мало-по-малу въ одинъ могучій народъ, подъ преобладающимъ вліяніемъ сЂвернаго края, — тогда оба нарЂчія срослись въ одинъ общій французскій языкъ, и южная поэзія съ своимъ лирическимъ характеромъ уступила вліянію болЂе суровой, но и болЂе широкой эпической литературЂ сЂвера. ВпослЂдствіи южная Франція произвела много даровитыхъ писателей, но ея мЂстная литература замерла въ провинціальныхъ пЂсняхъ, а прежній мЂстный языкъ сохранилъ только неважные провинціализмы въ бывшемъ ПровансЂ, да въ Гаскони. Между-тЂмъ литература Корнелей, Расиновъ, Мольеровъ сдЂлалась общей литературой для всей Франціи.

Подобное явленіе мы находимъ и въ Германіи. Изъ цЂлаго ряда различныхъ языковъ германскаго племени въ средніе вЂка выдЂлились особенно два нарЂчія, верхненЂмецкое или hochdeutsch и нижленЂмецкое или plattdeutsch. Въ то время, когда письменная литература этой эпохи выражаясь въ Германіи , большею частію на языкЂ латинскомъ, который былъ книжнымъ языкомъ всей страны, /96/ какъ у насъ церковнославянскій, на обоихъ нЂмецкихъ нарЂчіяхъ явились народныя пЂсни и возникъ народный эпосъ. Оба эти нарЂчія съ разными своими подраздЂленіями отличались одно отъ другого нисколько не меньше, чЂмъ наши южнорусское и сЂвернорусское нарЂчія. При частыхъ колебаніяхъ государственной жизни, феодальномъ раздробленіи страны и страшномъ разъединеніи племенныхъ и династическихъ интересовъ, германскія племена и нарЂчія все больше разобщались, а литературныя произведенія на этихъ мЂстныхъ патуа все значительнЂе отличались по своему выраженію. Казалось, какъ Германія політически раздробилась на множества самостоятельныхъ владЂній, такъ должно будеть образоваться въ ней и нЂсколько самостоятельныхъ литературъ; но общій національный духъ вышелъ побЂдоносно изъ этого темнаго хаоса. Явился лютеровъ переводъ библіи, въ который вошли элементы преимущественно сЂвернаго нарЂчія, и этотъ новый языкъ сдЂлался общимъ литературнымъ языкомъ для всей нЂмецкой націи. Откуда ни являлись потомъ нЂмецкіе писатеім — они всЂ обращались отъ своихъ провинціальныхъ нарЂчій къ этому литературному языку. Несмотря на то, что народныя пЂсни и древняя поэзія на hochdeutsch и plattdeutsch больше огличаются, чЂмъ великорусская и малороссійская народная поэзія — ни швабу, ни прусаку, ни саксонцу не приходитъ теперь въ голову оскорбляться господствомъ одного литературнаго языка, обращаться къ своему провинціальному говору и мечтать о своей отдЂльной литературЂ. Гете, Лессингъ, Шиллеръ, Гейне — писатели одинако дорогіе для образованнаго населенія всей Германіи. Въ этомъ видЂнъ здравый смыслъ народа и залогъ его будущаго величія. Вотъ почему, нЂмецкая литература, сосредоточивая всЂ духовныя силы народа въ одномъ общемъ стремленіи, достигла въ короткое время высокаго развитія. И если мысль о политическое единст†Германіи, съ каждымъ годомъ все болЂе и болЂе проникающая въ народное убЂжденіе, имЂеть какія-нибудь надежды въ будущемъ, то это потому только, что у нЂмцевъ нЂтъ баварскаго, прускаго или австрійскаго языка, а есть одинъ нЂмецкій языкъ и одна общая литература.

То же самое мы видимъ и въ Англіи. Когда остатки кельтскихъ племенъ вытЂснены было саксами и норманнами изъ южной части острова въ Шотландію и Уэльзъ, тамъ образовались особые языкн, на нихъ начали слагаться народныя пЂсни, и раньше другихъ частей Великобританія явилась на сЂверЂ и западЂ богатая лироэпическая поэзія бардовъ, которой отголоски сохранились въ народной памяти до позднЂйшаго времени. Но когда исторія рЂши-/97/ла, что политическое преобладаніе должно остаться на Англіей, языкъ ея сдЂлался единственнымъ литературнынъ языкомъ для всей націи, и даровитЂйшіе люди, выходившіе изъ Уэльза, Шотландіи и даже Ирландіи — Свифтъ, Борнсъ, Муръ, Вальтеръ-Скоттъ — не думали нисколько о литературномъ возрожденіи своихъ мЂстныхъ нарЂчій, а приносили всЂ силы своего дарованія на общую литературную дЂятельность Англіи.

Наконецъ такое же историческое явленіе повторилось и въ Италіи. Едва ли есть страна, гдЂ по ходу историческихъ обстоятельствахъ сложилось бы столько отдЂльныхъ, рЂзко отличныхъ одно отъ другого нарЂчій. До сихъ поръ въ сЂверной и южной Италіи языкъ до того отличненъ, что піемонтецъ съ трудомъ понималъ неополитанца, а калабріецъ слышитъ совсЂмъ другую рЂчь въ говорЂ венеціянца. И между-тЂмъ только-что настала въ Италіи пора національнаго литературнаго развитія, какъ флорентинское volgare illustre сдЂлалось общимъ литературнымъ языкомъ для всей Италіи. Дантъ, Петрарка, Аріостъ — одинаково націоналъные поэты для всЂхъ итальянцевъ отъ Альпійскихъ горъ до южной оконечности Сициліи. Случалось, народъ въ какомъ-нибудь углу Италіи перелагалъ знаменитыхъ поэтовъ на свое мЂстное нарЂчіе, какъ напримЂръ венеціянскіе гондольеры сдЂлали съ пЂснями „Освобожденнаго Іерусалима“, но это никого не заставляло думать о какой-нибудь самостоятельной литературЂ на мЂстномъ нарЂчім, не смотря на то, что даровитЂішіе представители итальянской поэзіи вышли изъ разныхъ провинцій. Такъ Тассъ былъ родомъ изъ Сорренто, Аріостъ изъ Реджіо, а между-тЂмъ они писали на литературномъ языкЂ, который рЂзко отличался отъ простонароднаго нарЂчія ихъ родины. Года два назадъ одинъ изъ проповЂдниковъ самобытной украинской литературы г. Кулишъ, говоря о народной поэзіи какъ источникЂ литературы писъменной, очень забавно ссылался на Боккаччіо, который будто бы большую часть разсказовъ своего Декамерона собралъ „зъ народныхъ устъ“, почему они и послужили неистощимымъ источникомъ романовъ, драмъ и комедій, разлетЂвшихся по всей ЕвропЂ. Но именно Боккаччіо больше чЂмъ кто-нибудь служитъ доказательствомъ, что преданія, хранящіяся на народныхъ нарЂчіяхъ, могутъ только служить матеріаловъ для общей литературы, а не основой отдЂльныхъ письменныхъ литературъ на какомъ-нибудь провинціальномъ патуа. Боккаччіо родился въ ПарижЂ, провелъ значительную часть жизни въ НеаполЂ — и вездЂ собиралъ свои народные разсказы, но только онъ передавалъ ихъ не на провинціальномъ нарічіи, съ котораго подслушивалъ, а на общемъ /98/ литературномъ итальянскомь языкЂ, обработанномъ флорентийцемъ Дантомъ.

Въ одномъ только мЂстЂ мы видимъ, какъ два близкія нарЂчія одного и того же языка разложились на два языка самостоятельные и произвели д†отдЂльныя литературы. Это было на Пиринейскомъ полуостровЂ. Тамъ пиринейскій романцо раздробился на два главныя нарЂчія, сЂверное или кастильское и югозападное или португальскос, и несмотря на слишкомъ близкое родство они не слились при успЂхахъ образованія, но мало-по-малу португальское нарЂчіе выработалось въ особый языкъ, съ особой самобытной литературой. И это случилось только вслЂдствіе политическаго отдЂленія Португаліи въ особое самостоятельное государство. Еслибы португальцы вошли съ испанцами въ составъ одного политическаго цЂлаго, то конечно и португальскій романцо остался бы только провинціальнымъ нарЂчіемъ, въ родЂ напримЂръ нарЂчія лимозинскаго, а вся мЂстная литература его ограничилась бы одними народными пЂснями Cancioneiros, представляющими, какъ и наши казацкія думы, борьбу христіанскаго пограничнаго населенія съ напоромъ завоевательнаго магометанизма.

Мы могли бы еще указать на литературу голандскую, шведскую и датскую, въ доказательство того, что племенныя нарЂчія организуются въ самостоятельные языки и порождаютъ самобытныя литературы только въ такомъ случаЂ, когда самыя племена слагаются по ходу историческихъ обстоятельствъ въ отдЂльныя государства, и напротивъ при положительномъ единст†страны ея отдЂльныя патуа никогда не въ состояніи образовать самобытныхъ литературъ.

Но можетъ быть здЂсь вамъ укажутъ на то явленіе, которое совершается теперь въ славянскихъ земляхъ, гдЂ чуть не каждое племя стремится поднять свое нарЂчіе на степень литературнаго языка. Мы съ своей стороны въ этомъ явленіи находимъ новое подкрЂпленіе высказанной нами мысли. Съ одной стороны это покушеніе на образованіе литературныхъ формъ въ разныхъ славянскихъ нарЂчіяхъ вытекаетъ изъ стремленія этихъ племенъ къ политической независимости, къ освобожденію отъ долгаго порабощенія. Съ другой стороны это крайнее дробленіе родственныхъ языковъ на мелкіе діалекты и нежеланіе слиться съ другими родственными и болЂе развитыми нарЂчіями служитъ печальной причиной того обстоятельства, что до сихъ поръ эти племена, несмотря на всЂ усилія, не могутъ организоваться въ плотную и сильную массу. Эти претензіи каждаго мелкаго племени на литературную самобытность своего нарЂчія, частію вслЂдствіе духа славянской разроз-/99/ненности, а еще болЂе отъ внушеній враговъ славянскаго единства, дошли до того, что даже галиційскіе русины, ничЂмъ не отличающіеся оть нашего южно-русскаго народа, у которыхъ во все время дЂятельности Львовской академіи былъ одинъ съ нами письменный языкъ, замЂтно стараются теперь оторваться отъ малороссійскаго элемента и образовать свой особый языкъ, съ своимъ особымъ правописаніемъ. Такимъ образомъ всЂ историческіе факты доказываютъ намъ, что при настоящемъ политическомъ положеніи Малороссіи въ ней не можетъ быть никакой самобытной литературы, и всЂ усилія партіи создать ее должны остаться совершенно напрасными.

Откуда же могла явиться такая безплодная мысль? чЂмъ она поддерживается въ настоящее время и что ожидаетъ ее въ будущемъ?

Года два назадъ „Основа“, соболЂзнуя о томъ, что малороссійскіе писатели держатся разныхъ украинскихъ нарЂчій, высказала мысль, что эта разрозненность зависитъ отъ слабости инстинкта народной централизаціи въ южно-русскомъ племени. Мысль эта, по нашему мнЂнію, довольно справедливо и объяснаетъ одну изъ причинъ самаго появленія украйнофильской школы. Этотъ именно слабый инстинктъ народнаго единства безсознательно выразился въ одномъ слоЂ украинскаго населенія на образованіи мнимо народной партіи. Какъ и у славянъ австрійскихъ и турецкихъ, въ этомъ проявляется очевидное стремленіе къ сепаратизму въ языкЂ и въ литературЂ. Кто-то, помнится, сравнивалъ крайнихъ украйномановъ съ славянофилами. Если тутъ и есть какое-нибудь сходство во внЂшнихъ пріемахъ, то въ самомъ направленіи между ними нЂтъ ничего общаго. У московскихъ славянофиловъ въ осно†ученія лежатъ идеи, которыя ведутъ въ полнЂйшему сліянію народныхъ силъ, къ сознанію самобытныхъ источниковъ русскаго духа и тЂсному сплоченію всЂхъ элементовъ нашей общерусской жизни. Напротивъ школа украйнофиловъ, обращаясь къ своей старинЂ и преданіямъ, проповЂдуетъ объ отдЂленіи своего провинціальнаго говора отъ общаго языка, о возрожденіи своей племенной литературы, и слЂдовательно объ открытомъ разъединеніи русскихъ силъ. Современная европейская мысль о правахъ національностей выродилась у этихъ людей въ односторонній провинціализмъ, который перетолковалъ великую идею въ смыслЂ какого-то узкаго племенного возрожденія. Безъ сомнЂнія въ этомъ увлеченіи малороссовъ участвовала и любовь къ народу. Но вмЂсто того, чтобы понять необходимость общаго дружнаго дЂйствія со всей массою русскаго народа, на пути улучшеній и прогреса, духъ односторонней партіи потребовалъ сепаратизма въ языкЂ и литературЂ. Наконецъ въ образованіи /100/ украйнофильской школы была и еще одна причина: это мелкое самолюбіе посредственности, которая, не находя средствъ проявить себя чЂмъ-нибудь въ богатой уже средЂ русской литературы, обильной разнородными талантами, искала возможности выдвинуться какъ-нибудь изъ неизвЂстности и нащла эту возможность въ малороссійской племенной литературЂ, гдЂ до нынЂшняго вЂка не было пости письменности, и потэтому на безлюдьи и Θома могъ сдЂлаться дворяниномъ. Тутъ для посредственности открывалось чистое поле, широкое какъ украинская степь: пиши романы, повЂсти, комедіи, составляй словари, граматики, счетніці, коверкай правописаніе — вездЂ будешь первый и найдешь какихъ-нибудь читателей и почитателей. НЂтъ сомнЂнія, что въ числЂ писателе’ на малороссійскомъ нарЂчіи многіе обратились къ нему только по одному этому побужденію.

Мы говоримъ конечно объ одной украйнофильской партіи и наши слова не относится ко всЂмъ представителямъ южнорусской дЂятельности. ИзвЂстно, что почти всЂ люди съ истиннымъ талантомъ не примыкали къ этому узкому кружку и не раздЂляли его увлеченій, а входила въ него или посредственность, или оскорбленное самолюбіе, или наконецъ желаніе быть во что бы ни стало оригинальнымъ и популярнымъ, при невозможности проявить себя въ широкомъ кругу общерусской умственной жизни. НарЂжные, Гоголи, Глинки чувствовали тЂсноту провинціальной колеи и выходили изъ нея съ запасомъ свЂжихъ силъ на широкую дорогу общерусской дЂятельности; а Кулиши, Стороженки оставались вЂрными своимъ племеннымъ воззрЂніямъ, и благодаря новости и нЂкоторой заманчивости своихъ стремленій возбуждали иногда шумъ въ своемъ муравейникЂ. Одинъ Шевченко въ этомъ отвошеніи составляетъ исключеніе, какъ послЂдній истинно-народный украинскій кобзарь и пЂвецъ былой жизни стараго казачества; но онъ писалъ не по принципу литературнаго сепаратизма, а потомучто билъ истиннымъ пЂвцомъ той стороны народной жизни, которая могла найти отголосокъ только на одномъ мЂстномъ, провинціальномъ нарЂчіи. Подобное явленіе можетъ повториться и въ будущемъ: на малороссійскомъ нарЂчіи можетъ быть явятся и другіе поэты, но не иначе какъ въ лирическомъ родЂ, подъ напЂвы старыхъ кобзарей да воспоминанія о казачествЂ. ВнЂ этой среды все истинно-даровитое, по неизбЂжному ходу исторіи, не перестанетъ тяготЂть къ общерусской жизни и литературЂ, и раз†только самолюбивая бездарность, да узкій патріотизмъ станутъ увлекаться ложнонароднымъ стремленіемъ, пока не истощатся въ безплодныхъ усиліяхъ надъ невоз-/101/можной идеей и не замрутъ подъ равнодушнымъ безучастіемъ массъ, не поддающихся на голосъ нелЂпыхъ мечтаній.

Выскажемъ въ заключеніе нашу мысль прямо и откровенно. Мы могли бы допустить возможность самостоятельнаго языка и самостоятельной литературы въ Малороссіи при возможности ея самостоятельной политической жизни. Историческій опытъ вЂковъ и здравый смыслъ показываютъ намъ, что нигдЂ провинціальное племя не имЂло и не можетъ имЂть особой литературы. Противное мы находимъ только въ Австріи, сплоченной изъ народностей совершенно чуждыхъ, которыя никогда не сойдутся въ общихъ интересахъ и не сольются въ одно стройное и органическое цЂлое. Но за то мы и знаемъ, чего можно ожидать отъ этой страны. Тамъ дЂйствительно есть нЂсколько литературъ, кромЂ нЂмецкой: тамъ и отдЂльная литература чешская и особая литература венгерская и никто конечно не назоветъ ихъ литературами провинціальными и не скажетъ, что чехъ Гавличекъ или мадьяръ Верошмарты составляютъ что-нибудь общее съ Гейне, Гервегомъ и Фрейлихратомъ. Еслибы Малороссія была въ отношеніи къ Россіи въ такомъ же положеніи, какъ Богемія или Венгрія къ Австріи, тогда мы согласились бы съ редакціей львовской „Меты“ и готовы были бы допустить возможность и процвЂтаніе будущей малороссійской самобытной литературы. Но къ счастію этого нЂтъ. Южно-русскій край и по своему географическому положенію, и по своимъ историческимъ судьбамъ, и по настоящему своему тяготЂнію, и по всей массЂ народныхъ инстинктовъ составляетъ неразрывную часть общерусской земли, и поэтому въ немъ, связанномъ съ нами въ одно цЂлое, не можетъ быть самостоятельной литературы. Можно пожалуй допустить тамъ первоначальное обученіе на мЂстномъ нарЂчіи, но простой здравый смыслъ показываетъ, что въ немъ не можетъ быть ни высшаго образованія на этомъ мЂстномъ патуа, ни особаго правописанія, какъ нЂкогда затЂвалъ у насъ Лажечниковъ, ни учоныхъ изданій, ни своихъ мЂстныхъ журналовъ. Если наша литература не сильно противодЂйствовала до сихъ поръ всЂмъ этимъ затЂямъ, то это оттого, что и самыя народныя массы въ Малороссіи не заявили къ нимъ никакого сочувствія. Но при всемъ томъ намъ искренно жаль, что силы хотя и не обширныя, однако все же способныя приноситъ пользу въ общей дЂятельности и ускорять обобщеніе русской науки и литературы, тратятся, къ явному удовольствію нашихъ общихъ недоброжелателей, на дЂло съ одной стороны безплодное по своимъ конечнымъ результатамъ, а съ другой можетъ быть и не безопасное въ какихъ-нибудь частныхъ проявленіяхъ. /102/

Еслибы историческая необходимость, вмЂсте великорусскаго племени, поставила въ гла†народной жизни племя малороссійское и въ немъ сложилось бы зданіе государственнаго единства и силы, а языкъ его сдЂлался языкомъ науки и литературы — и послЂ этого сплоченія народа, гдЂ-нибудь на сЂверЂ, въ Моск†или НовгородЂ, по уцЂлЂвшимъ историческимъ и бытовымъ пЂснямъ и сказкамъ какіе-нибудь провинціальные патріоты начали бы толковать объ отдЂльной самостоятельности своего сЂверно-русскаго языка и закладывать основу какой-то своей самобытной и независимой литературы — не имЂлъ ли бы тогда права русскій народъ назвать эти провинціальныя великорусскія претензіи ненужнымн и безплодными? Россія одна — и въ ней можетъ быть только одинъ литературный языкъ, одна русская наука и одна русская литература. Отрицать это можетъ только самолюбивая бездарность или узкій провинціальный патріотизмъ.

А. Милюковъ.

[А. Милюков. Вопрос о малороссийской литературе // Эпоха. — СПб., 1864. — №4. — С. 75-102.]

© Сканування та обробка: Максим, «Ізборник» (http://litopys.kiev.ua/)
1.VI.2009

  ‹‹     Головна