Попередня     Головна     Наступна         Див. Карта до статті

А. В. ПОДОСИНОВ

О ПРИНЦИПАХ ПОСТРОЕНИЯ И МЕСТЕ СОЗДАНИЯ «СПИСКА РУССКИХ ГОРОДОВ ДАЛЬНИХ И БЛИЖНИХ»

[Восточная Европа в древности и средневековье. — М., 1978. — с. 40-48.]
Карта к статье

В советской исторической литературе, посвященной «Списку русских городов дальних и ближних», нашли освещение многие проблемы его интерпретации ¹. Определена примерная дата его составления — 80-90-е годы XIV столетия. Большая часть перечисленных в Списке городов была локализована на современной карте М. Н. Тихомировым ². Работы А. Н. Насонова, Б. А. Рыбакова, Е. П. Наумова довольно убедительно, на наш взгляд, показали, что инициатором создания такого свода сведений о русских городах мог быть русский митрополит Киприан, претендовавший на расширение сферы церковного влияния киевской (а к этому времени фактически уже московской) митрополии.

Вместе с тем ряд вопросов до сих пор не нашел еще своего разрешения. Так, неясным пока остается вопрос о месте составления Списка. Высказанное М. Н. Тихомировым мнение о том, что Список мог происходить из новгородских торговых кругов ³, было недостаточно аргументированным и не нашло поддержки в трудах последующих исследователей, Б. А. Рыбаков считает, что следует «искать автора где-то на Киевщине или на Волыни, для которого и Москва и Новгород всегда были Залесской землей» ⁴.

¹ Основная историография Списка: Тихомиров М. Н. Исторические связи русского народа с южными славянами с древнейших времен до половины XVII века. — В кн.: Славянский сборник. М., 1947, с. 168; перепечатано в кн.: Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 135; он же. «Список русских городов дальних и ближних». — «Исторические записки», 1952, т. 40, с. 214 — 259; Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951, с. 142 — 143; он же. История русского летописания XI — начала XVIII века. М., 1969, с. 276 — 277; Рыбаков Б. А. Древние русы. — «Советская археология», 1953, № 17, с. 31 — 32; он же. Русские карты Московии XV — начала XVI века. М., 1974, с. 12 — 16; Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV — XV веках. М., 1960, с. 437 — 444; Наумов Е. П. К истории летописного «Списка русских городов дальних и ближних». — В кн.: Летописи и хроники. Сб. статей. 1973 г. Посвящен памяти А. Н. Насонова. М., 1974, с. 150 — 163; См. также: Poppe A. Gród Wołyń. — Studia Wczesnosredniowieczne», t. IV. Wrocław — Warszawa, 1958, s. 253 — 255.

² Тихомиров М. Н. «Список...», с. 214 — 259.

³ Там же, с. 218 — 220.

⁴ Рыбаков Б. А. Русские карты..., с. 14; ср.: он же. Древние русы, с. 32.

Л. В. Черепнин, возражая и против новгородского происхождения Списка, /41/ и против ого составления в Киеве, высказывает предположение о том, что автором Списка мог быть один из сурожан-гостей, некоторые из которых, судя по данным летописей, участвовали в Куликовской битве. В этих своих наблюдениях автор исходит из близости идейно-политической направленности «Задонщины», явившейся откликом на Куликовское сражение, и «Списка русских городов», пропитанного идеей единства русских земель. Едва ли, однако, создателем памятника общерусского значения (Л. В. Черепнин с основанием говорит об «исторических взглядах составителя, его концепции истории «русского» народа») мог быть один из купцов-сурожан, русское происхождение которых для XIV в. не является пока убедительно доказанным ⁵. В лучшем случае они могли поставлять информацию для составителя, считать же их создателями самого Списка едва ли оправдано.

Нам представляется, что некоторый свет на эту проблему может пролить реконструкция принципов, которыми руководствовался составитель при перечислении городов. Выявление закономерности в таком перечислении, отражающей систему ориентирования автора Списка в географическом пространстве, может указать нам то место, которое автор выделяет как исходное в его перечислении и которое является, как это обычно бывает, и местом его составления ⁶.

Вопрос о наличии в Списке какого-либо принципа перечисления городов чаще всего решался отрицательно. Наиболее категорически эта точка зрения была высказана Б. А. Рыбаковым: «Общим (для всех групп городов. — А. П.) является... беспорядочное описание городов: в списке рядом стоят города, отстоящие друг от друга на многие сотни километров; переход от одного района к другому бывает совершенно неожиданным. Очевидно, географический порядок не был особенно важен для составителей; мы должны отбросить предположение о том, что эти списки могли быть дорожниками, так как города здесь не следуют друг за другом в порядке каких бы то ни было путей» ⁷.

Правда, было замечено, что общее перечисление городов по землям начинается с юга и идет на север. Это обстоятельство объяснялось или употреблением (в качестве вспомогательного источника) «чертежа», на котором юг обозначался, как это было распространено в древних русских картах, наверху ⁸,

⁵ Черепнин Л. В. Образование..., с. 439 — 444. О сомнительности русского происхождения гостей-сурожан см., например: Сыроечковский В. Е. Гости-сурожане. М.-Л., 1935, с. 17, 18, 27, 38, 82.

⁶ Так, например, на основании косвенных географических указаний в «Илиаде» и «Одиссее» доказывается малоазийское (из Смирны) происхождение Гомера (Scott J. A. The Unity of Homer. Berkley, 1921).

⁷ Рыбаков Б. А. Русские карты..., с. 13.

⁸ Тихомиров М. Н. «Список...», с. 219.

или историческими взглядами составителя на происхождение русского народа, заставившими его начать свой перечень русских городов с Ду-/42/ная и Днепра, откуда, по его мнению, вероятно, начиналась история восточного славянства ⁹. Некоторая упорядоченность отмечается М. Н. Тихомировым и в отдельных группах перечисления ¹⁰, хотя в конечном итоге делается вывод о том, что «неизвестен сам принцип, по которому города помещены в списке» ¹¹.

Рассмотрим, однако, вновь этот памятник с точки зрения принципов построения, попытаемся выяснить, не отразились ли в нем представления его составителя о географическом пространстве ¹².

Как известно, сам составитель особо выделил восемь групп городов: в первую группу входят болгарские и волошские (молдавские) города («А се болгарскыи и волосскии гради»), затем перечислены города Подолья («А се Польскии»), Киевщины и Черниговщины («А се Киевьскые гроди»), галицко-волынские города («А се Волыньскыи»), литовско-белорусские и частично русские («А се Литовьскыи»), далее отдельно «Смоленский», «Рязаньскии» и, наконец, «Залесские», в составе которых перечислены суздальско-нижегородские, московские, новгородские и псковские города ¹³.

Уже порядок следования этих больших групп городов показывает, что автор расположил их в своем Списке далеко по случайно и не беспорядочно: перечисляются; земли, лежащие в непосредственной близости друг от друга. Сначала это перечисление идет с юга на север (хотя и двумя поясами, расположенными несколько в широтном направлении) — 1) болгарские и волошские, подольские, киевские и черниговские и 2) галицко-волынские, литовско-белорусские. Затем где-то на границе Литовского и Московского княжеств это направление меняется и начинается перечисление на восток от «литовских» городов: города, расположенные по Оке, в верховьях Волги, смоленские, рязанские, нижнеокские, нижегородские, средневолжские, ростово-суздальские, владимирские, московские. И лишь потом называются города, находящиеся к северо-западу от московских, — новгородские и псковские.

⁹ Черепнин Л. В. Образование..., с. 440.

¹⁰ Тихомиров М. Н. «Список...», с. 219, 220, 229, 231, 243, 248.

¹¹ Там же, с. 238.

¹² Показательна в этом плане работа чехословацкого исследователя О. Пиларжа о Баварском географе; автор сумел (хотя и не всегда, на наш взгляд, убедительно) показать определенную систему, содержащуюся в перечислении народов Центральной и Восточной Европы, — перечислении, до него казавшемся абсолютно беспорядочным (Pilař O. Dílo neznámého bavorského geografa. — «Historická geografie», 1974, t. 12, s. 205 — 282).

¹³ В настоящей работе использован текст Списка, опубликованный М. Н. Тихомировым (Тихомиров М. Н. «Список...», с. 223 — 225).

Обращает на себя внимание, что геометрическим центром этой территории оказывается область верхнего Днепра, пограничье Литвы и Москвы — своего рода поворотный пункт, соединяющий две большие области Русской земли: с одной стороны, Южную и Юго-Западную Русь, к концу XIV в. почти всю входившую в сферу /43/ влияния Литвы, с другой стороны, Северо-Восточную Русь, постепенно объединявшуюся под властью Москвы, и Русь Северную (новгородские и псковские земли). Именно в этом районе совершается переход от перечисления городов Юго-Запада к описанию Северо-Восточной Руси, причем, как мы видели, здесь же меняется и направление общего перечисления.

Рассмотрим теперь принципы перечисления городов внутри каждой из групп. Следует согласиться с мнением Б. А. Рыбакова о том, что списки городов, как казалось М. Н. Тихомирову ¹⁴, не могли быть дорожниками ¹⁵, поскольку чаще всего соединение на карте нескольких последовательно названных городов отрезками прямой линии дает картину, напоминающую хаотичность броуновского движения, что в корне противоречит принципу дорожника ¹⁶. Вместе с тем представляется плодотворным рассмотреть общее движение перечисления внутри отдельных земель, которое, будучи незаметным на уровне отдельных, рядом стоящих в Списке городов, может быть различимо на уровне небольших групп городов, составляющих некоторое географическое единство и достаточно отделенных от соседних групп перечисления.

Уже перечисление «болгарских» и «волошских» (молдавских) городов дает возможность видеть, что описание их идет с юга на север ¹⁷. Сначала называются города, расположенные за Дунаем («об ону страну Дунаа»), затем — молдавские города севернее Дуная («на сей стороне Дунаа»), причем перечисление внутри последней группы довольно строго подчиняется направлению с юга на север, от Белгорода в устье Днестра до Хотени (совр. Хотин) на северной окраине молдавских городов.

За «болгарскими» и «волошскими» городами следуют «польские», которые обычно отождествляются с подольскими городами ¹⁸. Порядок перечисления городов внутри этой группы установить невозможно, настолько неупорядоченным представляется расположение названных городов относительно друг друга ¹⁹.

¹⁴ Тихомиров М. Н. «Список...», с. 219.

¹⁵ Рыбаков Б. А. Русские карты..., с. 13; ср.: Poppe A. Op. cit., s. 253 — 255.

¹⁶ Резкие переходы от одного района к другому можно, вероятно, объяснить тем, что Список составлялся не сразу; к основе, составленной первоначально в определенной последовательности, добавлялись потом другие города, пополнявшие Список и вносившие противоречия в изначальный порядок. Ср.: Poppe A. Op. cit., s. 255.

¹⁷ Тихомиров М. Н. «Список...», с. 226.

¹⁸ Там же, с. 229; Рыбаков Б. А. Русские карты..., с. 13.

¹⁹ Заметим, кстати, что это самое бедное подробностями перечисление: автор не упоминает ни «польских» рек (названия рек есть во всех прочих группах), ни достопримечательностей городов, опять-таки отмечаемых в других перечнях (крепостные стены, храмы, мощи святых). Отсутствие рек, на которые составитель Списка мог бы ориентироваться при перечислении городов, возможно, и сказалось на беспорядочности их перечисления.

Впрочем, число городов здесь сравнительно невелико — всего 11 (отождествлено на современной карте — 8), поэтому целесообразнее брать /44/ для рассмотрения область их распространения в целом; и тогда оказывается, что подольские города расположены на северо-востоке от основной массы «волошских» городов, т. е. общее направление перечисления сохраняется прежним.

Следующими называются «киевские» города, находящиеся северо-восточнее «полских». Как обратил внимание М. Н. Тихомиров, «перечисление их ведется с юга на север, причем первоначально говорится о городах, ближайших к Киеву, далее о городах черниговских; заканчивается городами среднего Приднепровья и Припяти» ²⁰. Однако если перечисление собственно киевских городов идет четко с юга на север от Корсуни до Вышгорода, то в прочих трех выделенных М. Н. Тихомировым подгруппах этот порядок несколько запутан. Но последовательность, в которой перечислены эти четыре более или менее компактные в географическом отношении подгруппы, показывает все тот же порядок: названы сначала южные города, примыкающие к Киеву, затем — вся Черниговская, более восточная область с переходом к городам севернее и северозападнее Киева.

Северо-западное (относительно Киева) завершение перечня «киевских» городов подводит нас непосредственно к следующей группе городов, названных в Списке «волынскими». Их помещение здесь вполне логично после земель, расположенных южнее и восточнее. Вероятно, продолжение перечисления «киевских», закончившегося на северо-восточной окраине волынско-галицких городов (г. Корец), привело к тому, что перечисление последних как бы по инерции направилось от северо-восточных городов (Степень и Острог, неподалеку от Кореца) к юго-западу (Галич и Самбор) 21.

²⁰ Тихомиров М. Н. «Список...», с. 229; ср. с. 231.

²¹ А. Поппэ считает, что список «волынских» городов отражает положение, сложившееся в галицко-волынских землях в первой половине XIII в.; к этому времени и восходит ранняя редакция этой части Списка, которую редактор конца XIV в. оставил без изменения (op. cit., s. 253 — 257). В таком случае противоречивость «волынского» перечня можно отнести за счет использования автором Списка уже готового, составленного раньше списка. Поппэ предполагает существование более ранних редакций и всего Списка, указывая на литературный характер его источников. Вероятно, среди источников Списка, действительно, были и какие-то перечни городов более раннего времени, однако сведение их вместе со свежими данными в единый Список — дело рук, несомненно, составителя конца XIV в., куда восходят эти новые данные нашего Списка.

Впрочем, в конце перечня «волынских» городов указаны все же, в соответствии с общим направлением с юга на север, города района Пинска и Берестья, которые служат как бы переходом к так называемым «литовским» городам, замыкающим перечисление городов Юго-Западной Руси.

М. Н. Тихомиров разделяет все «литовские» города на два района: 1) собственно литовские и белорусские города от Случеска, Меречи и Кернова на западе до Орши, Полоцка и Витебска на /45/ востоке и 2) русские города на восточной окраине Литовского великого княжества ²². Территориально между этими областями находится Смоленск со своими городами. К нему-то и подводит нас первая часть «литовского» перечня, для которой при всех обычных для Списка перескоках внимательный анализ может вывести векторную прямую, направленную от юго-западных литовских городов к расположенным восточнее.

И здесь мы встречаемся с любопытным явлением. Если до сих пор перечисление шло довольно правильно от юго-западных городов и земель к северо-восточным, то теперь перечисление «литовских» городов, расположенных севернее, южнее и даже западнее Смоленска, начинает странным образом топтаться на месте. М. Н. Тихомиров особенно отмечает трудности в локализации городов второй части «литовского» перечня, поскольку здесь, по его мнению, теряется всякая последовательность и «неизвестен сам принцип», согласно которому перечисляются города ²³.

В самом деле, сначала приведены названия городов, расположенных в районе Белой и Торопца (севернее Смоленска); затем упоминаются так называемые «верховые» города, находившиеся в верхнем течении Оки и ее притоков, т. е. восточнее и юго-восточнее Смоленска (например, Воротынск, Мещеск, Масалеск); следующая группа городов разбросана на большой территории, охватывая Смоленск широкой полосой от северо-запада по отношению к нему (Острее, Микулин) до юго-востока (Мглин, Серпейск); и наконец, последняя группа городов, перечисленных в «литовском» списке, — это города северо-восточной «Литвы», расположенные в верховьях Волги севернее и северо-восточнее Смоленска.

Такой круговорот в перечислении восточных «литовских» городов может найти объяснение, если предположить, что центром, из которого дается их описание, является Смоленск, Смоленская земля. Вспомним, что примерно в этом районе — геометрическом центре территории «русских» городов Списка — изменяется и общее направление перечисления больших групп городов.

Но обратимся к следующим группам перечисления. Сразу после «литовских» идет перечень 10 «смоленских» городов. Нас должно было бы удивить такое странное выделение смоленских городов в отдельную группу уже после того, как были перечислены города, расположенные и севернее, и восточнее, и южнее их. Такое островное положение смоленских городов является уникальным для всего Списка. Отмеченное выше особое место Смоленска в Списке, на наш взгляд, оправдывает такую непоследовательность.

²² Тихомиров М. Н. «Список...», с. 237.

²³ Там же, с. 238.

Мы уже отмечали, что в первой (досмоленской) части Списка города перечислялись в основном с юго-запада на северо-восток. В следующем после «смоленского» перечня списке «рязанских» го-/46/родов направление перечисления резко меняется: теперь оно идет в обратном порядке — с востока на запад ²⁴.

То же отмечается для городов Московской Руси: перечисление их ведется с восточной окраины на запад ²⁵. Как в рязанском, так и в московском списке это направление выдерживается довольно строго, причем, чем дальше на север заходят восточные города Московской Руси, тем более юго-западное направление получает начинающееся от них перечисление.

Рассмотрение новгородских и псковских городов показывает, что их перечисление (внутри каждой из групп) направлено уже с севера на юг. Особенно наглядно проявляется это направление в следующих двух рядах городов: 1) «Копорья камен, Яма камен на Луге, на Шолоне Порхов камен, Опока, Высокое, Вышегород, Кошкин» и сразу же 2) «Псков камен, Изборьско камеи, Остров камен, Воронач, Велье, ...Коложе...» Оба ряда городов направлены строго с севера на юг; если продолжить к югу прямые, проведенные через эти города, они сойдутся где-то в районе Смоленщины.

Таким образом, можно, кажется, говорить о том, что у составителя Списка был определенный принцип в описании «русских» городов. Этот принцип заключается в систематическом перечислении трех больших групп городов — Юго-Западной, Северо-Восточной и Северной Руси, причем каждый раз в одном порядке: от городов, наиболее удаленных на юге, западе, востоке и севере к расположенным ближе к Смоленску, куда сходятся векторы всех перечислений и который занимает, как мы видели выше, особое положение в общей системе Списка ²⁶ (см. карту). Знаменательно, что принцип этот отражен уже в самом названии Списка — «А се имена всем градом рускым далним и ближним».

На основании этих наблюдений можно предположить если не прямо смоленское происхождение Списка, то по крайней мере какую-то близкую связь его автора со Смоленском.

²⁴ Тихомиров М. Н. «Список...», с. 243. Разумеется, речь идет о порядке перечисления внутри каждой из групп, притом, что каждая последующая группа описывает города, расположенные северо-восточнее и — к концу Списка — северо-западнее предыдущих.

²⁵ Там же, с. 248.

²⁶ Центральное положение Смоленска косвенным образом подтверждается и тем, что количество городов, перечисленных в первой части Списка [около 170 городов до Ижеславля, после которого, по мнению М. Н. Тихомирова («Список...», с. 237), в составе «литовских» перечислены русские города восточнее Смоленска], примерно совпадает с количеством оставшихся городов (около 180). Если же исключить из второй группы 10 «смоленских» городов, находящихся как бы в центре этого перечисления, то симметрия будет полной.

Система ориентирования в географическом пространстве, отраженная в Списке, не есть нечто необычное для географических описаний древности; напротив, известно, что исторически первой формой ориентирования является именно такая, при которой автор описания находится как бы в центре обозреваемого им мира и все /47/ объекты вне его воспринимаются только через призму их отношения к этому центру. Отсюда такие категории, как «за», «дальше», «перед», «ближе» и т. д., понятные только, если знать точку отсчета в этой системе, ее центр ²⁷. Заметим, что в рамках такой системы ориентирования возникают характерные топографические названия типа Заволочье, Заозерье, Задонщина, Завеличье, Засурье, Занаровье, Задунайские города, Закамское серебро и другие, зафиксированные в средневековой русской литературе.

Здесь необходимо обратить внимание на топоним «Залесские» города в Списке, который, как считает Б. А. Рыбаков, указывает на киево-волынские земли как вероятное место составления Списка. Именно там, по его словам, «с середины XII века Суздальский северо-восток назывался «Залесским» ²⁸. М. Н. Тихомиров, однако, относит появление этого названия лишь к XIV в.²⁹, считая, что оно встречается впервые в конце XIV в. только в «Задонщине» и нашем Списке. Когда же и где возник этот топоним?

Примечательно, что название «Залесский» до XIV в. встречается лишь один раз в памятнике смоленского происхождения. В Уставной и жалованной грамоте смоленского князя Ростислава Мстиславича 1136 г.³⁰ упоминается «Суждали залесская дань, аже воротить Гюрги (Юрий Долгорукий)» ³¹, — дань, шедшая целиком смоленскому князю ³². Таким образом, в Смоленске это название было известно уже в первой половине XII в.

Можно предположить, что термин «Залесская» земля возник первоначально именно в Смоленске, для которого за-лес-скими были ростово-суздальские земли, расположенные за густыми лесами, росшими на восточных рубежах Смоленского княжества ³³.

²⁷ Ср. латинские citerior и ulterior, широко употреблявшиеся в античной и средневековой географической номенклатуре для обозначения «ближней» и «дальней» (относительно Рима и, шире, Средиземноморья) Иберии, Индии, Азии и т. д.

²⁸ Рыбаков Б. А. Русские карты..., с. 14, сп. 27.

²⁹ Тихомиров М. Н. Средневековая Россия на международных путях (XIV — XV вв.). М., 1960, с. 21.

³⁰ Щапов Я. Н. Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича. — В кн.: Археографический ежегодник за 1962 год. М., 1963, с. 39.

³¹ Древнерусские княжеские уставы XI — XV вв. Изд. подгот. Я. Н. Щапов. М., 1976, с. 143.

³² Поппэ А. В. Учредительная грамота Смоленской епископии. — В кн.: Археографический ежегодник за 1965 год. М., 1966, с. 64 — 68; Кучкин В. А. Ростово-Суздальская земля в X — первой трети XIII веков (центры и границы). — «История СССР», 1969, № 2, с. 76 — 77.

³³ М. Н. Тихомиров считал, что «под словом лес (в термине «залесский. — А. П.) надо понимать то громадные леса, которые отделяли Московскую землю от Владимира и Суздаля» (Тихомиров М. Н. Средневековая Россия..., с. 21). Если учесть, что к моменту первого упоминания термина «Залесский» (1136 г.) Москва еще не могла быть исходной точкой отсчета в географическом определении земель, объединяемых названием «залесский», то представляется позволительным под лесами, за которыми находятся ростово-суздальские земли, понимать более широкий лесной массив, лежащий между Смоленщиной и междуречьем Оки и Волги.

Затем /48/ это название было, по-видимому, распространено и на Москву, входившую сначала в состав Владимиро-Суздальского княжества, а с возвышением Москвы стало автоматически прилагаться ко всему ареалу ее политического влияния. Так в составе «Залесских» оказались в нашем Списке и новгородские и псковские города. Смоленское происхождение топонима «Залесский» подкрепляет наше предположение о Смоленске как месте составления Списка.

Возвращаясь к проблеме ориентирования автора Списка, заметим, что по такому «центрическому» принципу строились многие географические описания до проникновения в них новой, гораздо более поздней системы географического ориентирования — картографической, когда географическое пространство, перенесенное на карту, ослабляя у зрителя реальное, на личном ощущении основанное восприятие пространства, дает ему возможность мысленно обозревать землю вне зависимости от места его настоящего местонахождения ³⁴.

Вывод о смоленском происхождении «Списка русских городов», основанный только на рассмотрении системы ориентирования его автора в географическом пространстве, нуждается, естественно, в историческом обосновании: в частности, необходимо изучить место Смоленска в политике митрополичьей кафедры XIV в., связи Киприана с церковными и политическими кругами Смоленска, состояние культуры Смоленска в это время и др. Все это выходит за рамки настоящей работы.

³⁴ Отражением второй системы ориентирования на русской почве является, например, «Книга Большому Чертежу», перечисление которой, несомненно, построено на южноориентированной карте. Типологически близким нашему Списку можно считать перечень стран в шумерском гимне о торговле Тильмуна (последняя треть XIX — начало XVIII в. до н.э.), где «при перечислении автор употребил типично шумерский прием, т. е. прием центростремительной последовательности: начиная с территории наиболее удаленных, он переходит к все более ближним областям» (Комороци Г. Гимн о торговле Тильмуна. — В кн.: Древний восток, вып. 2. Ереван, 1976, с. 15). Обнаружение этого приема позволило венгерскому ученому сделать ряд важных выводов относительно центра торговли древнего Шумера. Одним из ранних отражений этой системы на античной почве могут служить географические описания древнегреческих авторов до Птолемея (например, Геродота и Страбона), для которых центром и исходной точкой их описаний всегда оставалась Греция; контрастом по сравнению с этими авторами выглядит Птолемеево перечисление географических объектов, отталкивающееся от карты и потому не дающее фиксированной позиции наблюдателя в рамках описываемой территории. Из средневековых географических описаний, родственных в этом плане Списку, следует отметить географию «Равеннского анонима» (VII в. н.э.); перечисление городов и стран здесь направлено, как и в нашем Списке, от отдаленнейших окраин ойкумены, омываемых океаном (juxta Oceanum), к центру orbis terrarum, который, как убедительно показал К. Миллер, находится для неизвестного автора из Равенны не в Иерусалиме, что обычно для средневековых mappae mundi, а в месте нахождения автора — Равенне, «von wo ans er seine Blicke gegen den Horizont richtend befand» (Miller K. Mappae mundi. Die ältesten Weltkarten, Bd VI. Stuttgart, 1898, S. 53).

Карта к статье

Попередня     Головна     Наступна         Див. Карта до статті