[Воспоминания о Тарасе Шевченко. — К.: Дніпро, 1988. — С. 83-85; 484.]

Попередня     Головна     Наступна

А. Н. Струговщиков

МИХАИЛ ИВАНОВИЧ ГЛИНКА 1839 — 1841

(Отрывки)

[В марте 1840 года приехали в Петербург фортепианист Дрейшок и скрипач Штёр. Славянин Дрейшок был уже известен; немца Штёра не знали, по крайней мере в Петербурге, вовсе. Будь они знаменитостями, наше столичное гостеприимство встретило бы их в гостиных графов Виельгорских, кн. Одоевского, А. Ф. Львова. Названные артисты были обращены к покровительству Н. Кукольника. От него они приехали ко мне и сказали, что были им представлены Глинке и Маркевичу, что все трое обещали содействовать устройству их концертов.

Николай Андреевич Маркевич -- историк Малороссии, умерший в сороковых годах. Отличный фортепианист, он был одним из лучших учеников Фильда. После нескольких лет деревенской жизни он приехал в Петербург откормленным тельцом. Небольшого роста, пухлый, розовый флегматик; страстный охотник до духов и всяких умываний, мылся, полоскался, как утка, по нескольку раз в день; он был забавный собеседник с примесью напускной малороссийской наивности; любил хорошо пожить, пил одно шампанское да сельтерскую воду и, как следует даровитому лентяю, жил и умер в долгах.

Вечером того же дня, как Дрейшок и Штёр приезжали ко мне, Глинка и Маркевич были уже за роялем у Кукольника. Когда я приехал к нему с К. Брюлловым, за которым заезжал обыкновенно в Академию [художеств], по соседству, они репетировали по программе, о которой Глинка еще утром условился с приезжими артистами...]

23 апреля я получил от Маркевича записку, которую прописываю in extenso; она писана интересным лицом и характеризует взаимные отношения кружка или, как выражается Глинка в своих «Записках», братии:

«Посылаю тебе, любезный собрат, моего камердинера, которому можешь вручить остальные 275 руб., что составит за мною 300 всех...

Теперь о другом: прислан ли тебе альбом мой от Каменского? Если написал что-нибудь, то доставь через этого же Зосима; мне хочет еще кой-кто вписать свои имена.

Теперь о третьем: я был у Штера и у Дрейшока; мы толковали о деле; они не могут иначе быть у меня, как в четверг. Между прочим, я собираюсь выучить со скрипкою концерт Липинского и, может быть, сыграю его у тебя. Извести, можешь ли собраться к четвергу?

Еще о четвертом: Несторову статью получил ли? Пошла ли она в друкарню? /84/

Еще о пятом; но не бойся, это уже последнее: жму твою руку и проч. Твой Н. Маркевич».

Вечером 27 апреля собрались у меня: М. И. Глинка, граф Ф. П. Толстой, А. П. и К. П. Брюлловы, три брата Кукольники, кн. В. Ф. Одоевский, барон П. А. Вревский (мой однокашник убитый при Черной), гр. В. А. Соллогуб, П. П. Каменский, М. А. Гедеонов, Э. И. Губер, В. И. Григорович, Рамазанов (тогда ученик скульптуры), П. В. Басин, С. Ф. Щедрин (брат знаменитого мариниста) А. П. Лоди (на сцене Несторов), Н. А. Маркевич, И. И. Сосницкий, поэт Шевченко, только что приехавший из Москвы скульптор Витали, В. Г. Белинский, А. В. Никитенко, И. И. Панаев, Струйский, Горонович (ученик К. Брюллова), Я. Ф. Яненко, Владиславлев и несколько моих родственников. Недоставало: О. И. Сенковского, Даргомыжского, двух братьев Степановых, Штерича, В. А. и П. А. Каратыгиных, О. А. Петрова и доктора Гейденрейха. С ними сохранившийся у меня список приехавших дал бы полный персонал нашего кружка, за исключением лиц, группировавшихся более около гр. М. Ю. Виельгорского.

Дрейшок, рубивший пальцами котлеты, по выражению Глинки, исколотил в этот вечер два рояля, взятые мною у Вирта на прокат, и заставил некоторых, в том числе и Белинского, уехать до ужина, зато Маркевич удивил всех своей игрой, затмив Штера. Все были порядочно утомлены, но веселая беседа за ужином оживила нас. Заговорили о новой опере Глинки, он не выдержал, встал из-за стола и подсел к роялю, струны задребезжали, но у Дрейшока был ключ, и он наскоро настроил инструмент. Глинка был неистощим, сначала он исполнил некоторые оконченные нумера «Руслана и Людмилы», потом знакомил нас, более и более одушевляясь, с рисунками подготовительных партитур, и тогда исполнение заговорило об руку с творчеством. Взошло теплое утро; окна были отворены, было семь, когда кто-то заметил, что прохожие останавливаются. Мои гости разъехались.

В конце мая (1840) К. Брюллов сделал наконец эскиз давно задуманной им картины «Осада Пскова». Как хорош был этот эскиз! Как жалка перед ним неоконченная картина!

2 июня я встретил его в коридоре Академии с его краскотером Липиным, тащившим целую кучу живописных принадлежностей. Брюллов был в возбужденном состоянии и сказал мне: «Идем в большую мастерскую, на осаду Пскова, недели на две; присылай мне, пожалуйста, по две чашки кофе, по два яйца и по тарелке супу».

Я жил тогда во 2-й линии, насупротив мастерской, и исполнял аккуратно его желание. К его меню я прибавил только жареного цыпленка, который ни разу не оставался лишним.

15 июня, когда я был один в квартире, часов в 7 вечера раздался звонок. Вошел обросший бородой и сильно похудевший К. Брюллов.

«Дашь мне шампанского да чего-нибудь съесть? — спросил он, видимо, довольный своею работою, и прибавил: — Теперь скажи, как отделаться от любопытных? Показывать неоконченную картину все равно, что ходить без сапог».

Припоминаю его слова всякий раз, как мне приходится видеть так гениально задуманную и так несчастливо остановленную в исполнении «Осаду Пскова». Что тут за убийственная пестрота и в /85/ красках и в линиях! А из-за этой-то пестроты и казнился художник при мысли, что картина может остаться неконченной. И как сон в руку: подоспели требования на картоны, на работу для Исаакиевского собора... а затем... но об этом после.

Между тем, как я говорил слуге о вине и закуске, Брюллов набросал на недописанном мною листе бумаги несколько карикатур на своих братьев, на Кукольника, на Шебуева и Шевченко и сказал:

 — Да, пожалуйста, нельзя ли из. этих уродов Глинку и Кукольника — сюда? Жить хочется!

 — Попробуем.

Слуга отправился, и нам посчастливилось. Кукольник и Глинка оказались по домам и не более как через час оба приехали вслед за посланным, который успел запастись и всем нужным. Началось бражничанье, пошли рассказы с спорами и Смехом пополам. После труда весело. /86/

А. Н. Струговщиков

МИХАИЛ ИВАНОВИЧ ГЛИНКА. 1839 — 1841

(Отрывки)

(С. 83 — 85)

Воспоминания А. Н. Струговщикова о М. И. Глинке написаны на склоне его жизни — в 1873 году. Материалами для них послужили переписка и записи начала 40-х годов, сохраненные мемуаристом, в частности список лиц, присутствовавших на вечере у Струговщикова в конце апреля 1840 года. Первоначальное название воспоминаний, зачеркнутое в автографе, — «Среда композитора Глинки в 1839 — 1840, 1841 годах». Впервые опубликовано (со значительными купюрами и искажениями текста) в ж. «Русская старина» (1874. — № 4. — С. 697 — 725); полностью по автографу — в издании: «Глинка в воспоминаниях современников» — М., 1955. — С. 186 — 198. Отрывки печатаются по автографу, хранящемуся в ИРЛИ АН СССР, Отделе рукописей, ф. 265, № 14, л. 5 — 6, 7.

Струговщиков Александр Николаевич (1808 — 1878) — русский поэт, переводчик, в 1840 — 1841 годах — редактор-издатель «Художественной газеты», на страницах которой не раз упоминались произведения Шевченко-художника, в частности 9 сентября 1840, 9 и 10 июля и 28 сентября 1841 года и др. Принимал Шевченко на вечерах у себя и встречался с ним на вечерах у Н. Кукольника, Н. Маркевича.

Вечером 27 апреля... — Уверенности в том, что дата вечера указана правильно, нет. 23 апреля 1840 года Н. Маркевич писал А. Струговщикову, что Штёр и Дрейшок будут играть у Струговщикова в четверг, между тем 27 апреля 1840 года была суббота. Описание этого же вечера находим в дневнике А. Никитенко также под сомнительной датой — 7 мая 1840 года (Никитенко А. В. Дневник: В 3 т. — М.. 1955. — Т. 1. — С. 220). /485/

Попередня     Головна     Наступна