[Воспоминания о Тарасе Шевченко. — К.: Дніпро, 1988. — С. 425-427; 572.]

Попередня     Головна     Наступна

З. Ф. Недоборовский

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ

За продолжительное времяпребывание в Петербурге, покинутом мною окончательно в 1864 г., мне, благодаря моему старому приятелю-земляку Семену Степановичу Гулаку-Артемовскому, довелось не только познакомиться, но даже очень близко сойтись со многими своими земляками-малороссами, проживавшими в ту пору в нашей северной столице, а между ними и с Тарасом Григорьевичем Шевченко и с Н. И. Костомаровым... Много воды утекло с той поры. Многих, очень многих из них уже и не стало... но образы их, со всеми свойственными каждому из них характерными особенностями, со всею даже мелочною обстановкою, среди которой они жили, — как живые, стоят предо мною...

Как давно был знаком Семен Степанович с Т. Г. Шевченко, — того сказать не могу; но только взаимные отношения их, несмотря на несходство натур, были самые дружеские, фамильярные, не нарушаемые даже не совсем иногда удачными шуточками Гулака насчет Тараса. Так, собрались раз ко мне гости, в числе которых был Н. И. Костомаров, Стороженко, Артемовский и Шевченко. Последний как-то особенно разговорился про киргизские степи и, вспомнив, между прочим, о киргизских лошадях, заметил, что крепость их такова, что они могут пробегать в сутки до 200 верст. «Слухай, Тарасе, — вдруг останавливает его Семен Степанович, — один пан програв в карты все, що тілько мав. Осталось у нього тільки сукна аршин 200, але він і те сукно програв. А хто виграв, зміряв сукно та й каже: «Замісто 200 тут тільки 20 аршин?!» — «Бо у мене такі аршини», — одказує пан. То, може, й у тебе, Тарасе, такі ж версти?!» — «Десь ты, Семене, — хмуро заметил на это /426/ Тарас Григорьевич, — для того уродився, щоб з людей глузувати?.. Лицедію ты!» — «Як би не було на світі Семенів, — продолжал расходившийся Артемовский, — то ты, Тарасе, скакав би з своїми кіньми не по 200, а по 1000 верстов в сутки...» — Едва ли можно представить себе более неуместного, хотя, по сущности, совершенно и незлобивого подшучивания, каким оказывалось это, направленное на кого же? — На Тараса Григорьевича! — человека в разговоре обыкновенно крайне сдержанного, не многоречивого и который, смело можно утверждать, в жизни не проронил полслова лжи: до того последняя находилась в противоречии со всей его натурой! Семен Степанович, впрочем, и сам заметил, что в данном случае, как говорится, зарвался, а потому тотчас же начал уверять своего «щирого земляка» по родине, «по духу і вірі» в своей братской любви и просить не сердиться на него, потому что нельзя же иногда и «не пошутковать?!» Шевченко был слишком добрый и умный человек, да к тому же вдоволь в своей жизни и натерпелый, чтобы сердиться за всякую, хотя бы и неуместную приятельскую шутку, а потому на эту, как равно и на многие другие подобные шуточки Артемовского, вызывавшие их иногда на взаимную и презабавную подчас пикировку, — конечно, махнул только с улыбкой рукой.

Семен Степанович оставил сцену, в конце шестидесятых годов переселился из Петербурга на родину, но не свою, а своей жены, в Москву, где в 1874 году умер.

Заходил я, хотя и не часто, к Тарасу Григорьевичу, но больше встречал его у знакомых. Заходил и он ко мне, принося, бывало, всякий раз детям моим гостинца в виде каких-либо книжечек или рисунков.

После смерти Тараса Григорьевича квартира, которую он занимал в Академии художеств, была опечатана, а после похорон, спустя немного времени, я получил официальное приглашение от полиции, как домовладелец, присутствовать при описи его имущества, а Григорий Николаевич Честаховский, как эксперт, в качестве художника, для оценки художественных произведений, оставшихся после покойного. Опись производил полицейский офицер, — поручик Китченко. Квартира состояла из одной довольно обширной — длинной, под сводами, комнаты, все стены которой почти исписаны были карандашом. В комнате царил полный беспорядок; бумаги лежали на полу разбросанными. Сначала я с Честаховским посписывали со стен, что нашли нужным, и что немало заняло у нас времени; затем приступили к описи и, по приведении всего в известность, за исключением платья, все было нами взято и отдано Михаилу Матвеевичу Лазаревскому. Михаил Матвеевич в то время служил старшим советником петербургского губернского правления. Он был большим приятелем покойного Тараса, который, в свою очередь, также очень был расположен к нему. /427/

З. Ф. Недоборовский

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ

(С. 425 — 427)

Впервые опубликовано в ж. «Киевская старина» (1893. — № 2. — С. 189 — 202). Печатается по первой публикации.

Недоборовский Зосим Федорович — чиновник таможни Петербургской комиссариатской комиссии. Познакомился с Шевченко в Петербурге в последние годы его жизни через С. Гулака-Артемовского, принимал участие в описании оставшегося после поэта имущества.

Как давно был знаком Семен Степанович с Т. Г. Шевченко... — С. Гулак-Артемовский познакомился с Шевченко в Петербурге осенью 1838 года.

...на родину... своей жены... — С. Гулак-Артемовский был женат на пианистке и артистке Александре Ивановне Ивановой, дочери декоратора московских театров. Шевченко познакомился с ней в Петербурге, упоминал ее в своих письмах.

...все стены которой почти исписаны были карандашом. — О привычке Шевченко делать записи на стенах упоминает также Л. Жемчужников.

...посписывали со стен, что нашли нужным... — Эти записи ныне не известны. ...затем приступили к описи... — Опись вещей, оставшихся после смерти Шевченко (Тарас Шевченко. Документи та матеріали до біографії,с. 364 — 365). Обстоятельный перечень их опубликован также в воспоминаниях А. Благовещенского.

Попередня     Головна     Наступна