Предыдущая       Главная       Следующая

УКРАИНА ВО ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ ДОКТРИНАХ США

На рубеже XIX и XX веков базовой официальной доктриной внешней политики США была доктрина изоляционизма, сформулированная в резолюции конгресса еще в 1783 г.: «Настоящий интерес... штатов требует, чтобы они как можно меньше втягивались в политику и противоречия европейских государств» ¹. К традиционному американскому изоляционизму вскоре добавился ее антипод — интервенционизм, также отражавший интересы американского истеблишмента. История американской внешней политики в XX в. — это борьба этих двух политических подходов.

§1. Terra incognita

Вплоть до начала Первой мировой войны понятия «украинский вопрос» и «Украина» были для официального Вашингтона фактически terra incognita.

Сказывалось двуединое существенное обстоятельство. В своей политике Соединенные Штаты традиционно руководствовались приоритетностью федерализма в подходе к государственному устройству. Закономерной была настороженность официального Вашингтона к сообщениям о борьбе украинцев за государственную самостоятельность в 1917 г. Она воспринималась как проявление гражданской войны в единой России. В 1919 г. американский дипломат Полк объяснит послу УНР в Лондоне А.Марголину: «Украина представляет собой нечто вроде нашего Юга, а Россия в украинско-российском конфликте выступает в роли нашего Севера. Вот почему вся украинско-российская борьба напоминает нам американскую гражданскую войну» ². Американские лидеры ставили на первое место не правовой, а политический аспект, базирующийся на следующем правиле Верховного Суда США: «Кто является сувереном де-юре и де-факто над территорией, — это не правовой, а политический вопрос» ³.

Даже будучи непосредственно причастными к осложнениям вокруг «украинского узла» в центре Европы в 1917–1919 гг., США не проводили отдельного курса относительно Украины. Вашингтон рассматривал его в лучшем случае как составную часть своей политики относительно России. В определенной степени можно говорить только о политике Соединенных Штатов в «украинском вопросе». В глобальных интересах США причисляли Украину к «зоне равнодушия». Даже в преисполненных благосклонности к национальному самоопределению народов программных заявлениях В.Вильсона «украинскому вопросу» отдельного места не нашлось. В отношении Вильсона к УНР преобладало нежелание усложнять политический выбор для Америки. Существовали опасения, что неточно избранный приоритет приведет к нежелательному конфликту с Россией. Отсюда и колебания относительно направлений и сущности русской политики.

В «украинском случае» имеем дело со специфическими тормозящими причинами: приоритетностью для американского бизнеса экономических отношений с Россией (к началу Первой мировой войны выходцы из Украины (около 500 тыс. чел.) не могли кардинально влиять на позицию США, среди украинских эмигрантов большинство составляли сторонники социалистической идеи); против украинской независимости был госдепартамент во главе с Р.Лансингом, что основывал свои оценки на произвольном толковании политической ситуации в России разведывательными службами и дипломатами США; имели место примитивизированные представления и поддержка распространяемых русской пропагандой определений украинской самостоятельности как «немецкой выдумки».

Со своей стороны руководители Центральной Рады не выработали четкой позиции относительно Соединенных Штатов. Мимо их внимания прошла принятая весной 1917 г. конгрессом и подписанная В.Вильсоном резолюция 52 об украинском дне в США. «Вещью в себе» остались речи в конгрессе авторов резолюции, которые называли украинцев «образцом нового народа», «забытой расой», нацией, настолько же определенной, как и поляки, русские или болгары ⁴. Но через полтора года, когда обсуждался далеко идущий проект резолюции по украинскому вопросу, его текст не вышел за рамки соответственного комитета. Полный текст известных «14 пунктов» Вильсона для Парижской мирной конференции в руки украинских политических лидеров не попал ⁵. И когда летом 1918 г. в Капитолии обсуждали идею «русского легиона», конгрессмены были почти единодушны в том, что он должен служить делу США и единой России ⁶.

Решающая попытка установления отношений с Соединенными Штатами была осуществлена только представителями Директории на Парижской мирной конференции, где посланцы УНР вынуждены были действовать в кулуарах. К сказанному следует добавить и отсутствие даже к началу 1919 г. четкой внешнеполитической программы у лидеров УНР. О причинах этого ясно высказался В.Винниченко: «...и Антанты, стоящей в Одессе, боялись; и немцев страшились; и большевиков опасались».

В условиях внешней агрессии и фактически тотальной войны Директория включила в свою Декларацию от 26 декабря 1918 г. аморфное положение: «В сфере международных отношений Директория основывается на полном нейтралитете» ⁷. Попытка занять позицию стороннего наблюдателя при определении нового статус-кво в Европе означала самоустранение с политической арены.

Шанс для налаживания связей с США был. Американские аналитики предупреждали свое правительство о недопустимости абсолютизации русских антибольшевистских сил. Аналитическая группа «Инквайери», созданная при В.Вильсоне, подчеркивала безальтернативность независимости «нерусских национальностей», выступала в поддержку суверенитета Украины, за присоединение Восточной Галиции к УНР и даже за проведение там плебисцита. Группа «Инквайери» в 1919 г. рассматривала Крым как часть Украины. Но руководство США избрало другой путь.

§2. На периферии интересов

На протяжении 1921–1938 гг. высшие эшелоны власти победивших государств Запада «ни разу не выдвинули украинскую проблему как самостоятельную и разрушающую единство СССР» ⁸. На долгих два десятилетия «украинский вопрос» вообще исчез с повестки дня серьезной политики США. Не имея реальных рычагов влияния на официальный Вашингтон, оказавшиеся в эмиграции бывшие лидеры УНР сосредоточивают свое внимание на Германии. США продолжали делать ставку на единую Россию, о чем свидетельствует признание полномочий посла Временного правительства в Вашингтоне Бахметьева, представлявшего русских белогвардейцев.

Только с развитием событий в Европе среди дипломатов США начинает возрастать интерес к украинским проблемам. Например, поверенный в делах США в Австрии Дж.Мессерсмит 8 февраля 1935 г. призвал госдепартамент к контрдействиям в связи с планами Гитлера в Украине ⁹.

Для сторонников суверенной Украины повторялась ситуация 1918 г. Рассчитывать на собственные силы не приходилось, а «помощь» обещала снова антидемократическая Германия. В Вашингтоне же за считанные месяцы до начала Второй мировой войны считали развал СССР всего лишь «стимулированием войны за территориальную преемственность» ¹⁰. Как и 20 лет назад идея независимости Украины подавалась сквозь призму «германских происков». Американский дипломат в Варшаве Д.Биддл в отчете Белому дому и госдепартаменту 15 декабря 1938 г. писал, что самоопределение украинского народа инспирируется Берлином. Еще некоторое время после начала немецкого «похода на Восток» американские политики в подходах к СССР и Украине демонстрировали большую боязнь «балканизации», нежели чем, возможно, даже конфликта с нацистами.

Показательным является следующий момент. После встречи с лидером оуновцев в США О.Грановским помощник руководителя европейского отдела госдепартамента Л.Хендерсон 3 июля 1941 г. писал: «Я ответил ему, что сейчас правительство Соединенных Штатов не может определить позицию относительно независимости Украины».

Попыткой более откровенных оценок украинских проблем отмечены лишь отдельные документы американской дипломатии. В меморандуме Д.Пула руководству госдепартамента от 14 мая 1945 г. отмечалось: «...никто не может быть заинтересованным в создании впечатления, будто правительство Соединенных Штатов является безрассудным сторонником недовольных. Необходимо, прежде всего в наше время, прийти к дружескому улаживанию проблем с СССР. Не следует делать ничего такого,что могло бы подорвать эти усилия».

Обобщая же позицию США в украинском вопросе в 1938–1945 годах, можно сказать, что в ней учитывались следующие факторы: вынужденный альянс с Советским Союзом; очередной внутренний раскол среди украинцев; оппозиция западных союзников США перераспределению границ в послевоенной Европе; и, наконец, — победа над нацизмом как главная цель. При таких обстоятельствах в США сосредоточились на отслеживании развития событий в Украине и вокруг нее в послевоенные годы, перспектив ОУН–УПА и т.д. Для Вашингтона стабильность всегда была приоритетом.

§3. «Украинский вопрос» и «холодная война»

С окончанием войны «украинский вопрос» ставится в повестку дня в основном в связи с идеей создания ООН. США заняли сначала жесткую позицию относительно отдельного членства в ней УССР. Происходившие здесь принципиальные изменения следует связывать с подходом Лондона, стремившегося расширить собственное представительство за счет членства колоний, что и соответствующим образом влияло на Рузвельта. Позиция Лондона определялась и более высокой степенью готовности продемонстрировать неприятие коммунистической идеологии. Примером может служить исполненное наступательности выступление У.Черчилля в Фултоне и последовавшее вслед за ним выступление Г.Трумена в Нью-Йорке. Если британский лидер призывал к освобождению восточноевропейских народов, то президент США осторожно заявил: «Мы верим, что всем народам, готовым к самоопределению, следует разрешить выбор собственной формы правления... без вмешательства какого-либо внешнего источника». Едва заметное на концептуальном уровне отличие нашло свое воплощение в реальной ситуации, связанной с Украиной.

В ноябре 1946 г. правительство Великобритании поставило вопрос об установлении дипломатических связей с УССР. Реакция США последовала в июне 1947 г. на уровне послания директора управления европейских дел госдепартамента Г.Маттеуса госсекретарю Ачесону. Состояло оно из двух частей: «Польза» и «Вред». В первой, в частности, говорилось: «Установление непосредственных дипломатических связей с Украиной дало бы правительству ценный пост подслушивания в одной из наиболее важных республик Советского Союза», что дало бы возможность Вашингтону своевременно получать информацию и учитывать ее в отношениях с СССР. В другой части послания отмечалось: «Отдельное признание Украины привело бы к еще большему усложнению наших связей с Советским Союзом и дало бы советскому правительству возможность для маневров в попытках реализации собственных специфических интересов в международных делах». Исходя из таких ультрапрагматических рассуждений, Маттеус сводил свои предложения к тому, чтобы «отложить решение в этом деле до тех пор, пока не увидим, удалось ли установить непосредственные связи британцам и принесло ли им это какие-либо преимущества». Другие документы госдепартамента подтверждают второстепенность собственно Украины в стратегических планах США.

До прихода в Белый дом Д.Эйзенхауэра, взявшего на вооружение даллесовскую доктрину «освобождения» (начало его президентства почти совпало во времени со смертью Сталина и завершением вооруженной борьбы ОУН–УПА), политика США в «украинском вопросе» базировалась на принципах, заложенных в документе «Цели Соединенных Штатов относительно России», разработанном госдепартаментом для Совета национальной безопасности в августе 1948 г.

В документе подчеркивалось, что Соединенные Штаты не заинтересованы в подталкивании украинского сепаратизма, поскольку это могло бы испортить их отношения с Россией, которая обязательно признает независимость Украины недействительной. Но, заканчивается документ, если украинский народ докажет ошибочность таких суждений, он подтвердит «моральное право Украины на самостоятельный статус».

Таким образом, во внешнеполитических службах США подходы к «украинскому вопросу» в период от его первого появления на американском политическом «небосклоне» (1917) и до прекращения борьбы ОУН–УПА и прихода к власти в Белом доме Д.Эйзенхауэра отличались ситуативностью. Истолковывался он не сквозь призму существования в Европе безгосударственного народа, требующего поддержки, а с точки зрения усложнений в международных отношениях. Не желая создавать дополнительных проблем в отношениях с Москвой и балансируя между политикой изоляционизма и интервенционизма, Вашингтон ставил этот вопрос скорее в идеологическом, чем политическом аспекте. Белый дом и госдепартамент рассматривали политический курс в «украинском вопросе» в русле российской, или советской, политики. Сам термин «Украина» использовался почти исключительно в материалах закрытого характера ¹¹.

Существенное значение имеет вывод профессора из Лондона Г.Макдональда о том, что «украинские националистические организации никогда не обретали политическую власть или сплоченность, достаточные для влияния на стратегические приоритеты западных государств... законность Советского государства в рамках границ 1941 г. и его геостратегическое присутствие в Восточной Европе воспринимались как бесспорные» ¹². Эти слова безусловно касаются и ситуации 1917–1922 гг., и событий 1938 — начала 1950-х годов. В то же время документы свидетельствуют, что американский госдепартамент постоянно держал события в Украине в поле своего зрения. К началу 50-х гг. все еще срабатывал стереотип изоляционизма, который историк Я.Пеленский определил как «концепцию непредрешения» ¹³.

Лишь осознав, что такой подход начинает дискредитировать США в глазах колониальних народов, американские аналитики в начале 50-х гг. инициируют разработку закона о порабощенных нациях. Толчком послужило и то, что Вашингтон все более представал в качестве сторонника порабощения, а Москва — борца за национальное самоопределение. В концептуальном плане начался постепенный отход американских политологов от великорусской схемы истории СССР.

Постепенно украинские проблемы шире проникают в американские государственные круги. Интерес усиливается наращиванием антинационалистической борьбы со стороны Москвы. Перед Вашингтоном предстает проблема выработки новых концептуальных подходов. К этому подталкивали и активные усилия СССР, направленные на вытеснение американского капитала из стран «третьего мира». Показательным стало создание в 1954 г. при непосредственном участии госсекретаря Дж.Ф.Даллеса Ассамблеи порабощенных европейских наций, а со временем и Американского комитета порабощенных наций во главе с бывшим президентом Г.Гувером.

В конце 1952 г. в Нью-Йорке была издана брошюра «Дух независимости: Америка и Украина» с вступительным словом сенатора Б.Муди и обращением министра внутренних дел США О.Чэпмена. Встревоженное посольство СССР срочно рассылает ее в переводе в ЦК КПСС и КПУ, МИД СССР и УССР «для принятия соответствующих мер». Самый большой переполох в компартийном руководстве вызвало сравнение сенатором «нынешнего периода в истории Украины» с событиями в США периода борьбы за независимость.

Разумеется, даже в условиях ожесточенного противоборства двух систем наивно было лелеять надежды на «американский поход» во имя освобождения Украины. Ведь в Вашингтоне превалировал подход Дж. Кеннана: «Если мы политически и экономически бросимся не только против советского режима, но и против наиболее мощного и наиболее многочисленного этнического элемента на традиционных землях и сделаем это во имя национальных экстремистов, среди которых невозможно представить единства и которые без прикрытой ставки на американские штыки никогда не будут в состоянии удержаться против... российского реваншистского давления, это будет означать нелепость таких масштабов, что даже последнее приключение во Вьетнаме потеряет свое значение» ¹⁴.

Первая попытка возвести американскую поддержку украинской независимости в ранг закона была предпринята профессором Джорджтаунского университета Л.Добрянским в 1957–1958 гг. Ситуация выглядела благоприятной с учетом заявления Д.Эйзенхауэра в инаугурационной речи (1957 г.): «Наше действительное предназначение в служении нашему миру — с людьми всех народов и национальностей... Мы уважаем стремление этих народов, ныне порабощенных, к свободе» ¹⁵. Подход Добрянского, имевшего хорошие связи в конгрессе, базировался на следующих принципах: В.Вильсон теоретизировал вместо действий; главный виновник порабощения народов — социалистическая система; США ошиблись, установив дипломатические связи с СССР; только ликвидировав СССР, можно сохранить мир, а для этого необходима постоянная «психологическая» акция ¹⁶. На то время и в американской политической мысли верх взяла ставка на эволюционные изменения в СССР. Дж.Ф.Даллес в журнале «Лайф» акцентировал на «нравственных аспектах влияния, посредством которых США и уничтожат советскую имперскую структуру».

Летом 1959 г. Добрянский передает подготовленный им же законопроект о порабощенных нациях сенаторам П.Дугласу и Дж.Джавитсу. В июле почти единогласно был принят публичний закон 86–90 о «неделе порабощенных наций». В число последних под «четвертым номером» попала Украина, что на официальном уровне произошло впервые в американской истории. Главную миссию закон был призван осуществить через «войну нервов» с Советским Союзом. Его декларированная цель — развал СССР — должна была реализовываться посредством «демонстрации инициативы, настороженности и проницательности, когда речь идет об основном империо-колониальном государстве сегодняшнего мира» ¹⁷. Имелась в виду постепенная эрозия советской системы.

Закон не остался декларативным. От Эйзенхауэра до Буша — таким был период ежегодных прокламаций президентов о порабощенных народах в СССР, постановлений и резолюций конгресса, массовых вече и митингов протеста, выступлений американской прессы на эти темы. Но в то же время прагматизм ограничивал активность политиков в Вашингтоне, побаивавшихся экономической и политической дестабилизации вследствие развала СССР. Например, госсекретарь Д.Раск решительно выступил против заявления представителя США в ООН А.Стивенсона, что в 1917–1922 гг. «Советская Россия захватила независимые нероссийские республики» ¹⁸.

Многолетние усилия все же привели к тому, что проблема порабощенной Украины перерастала рамки чисто психологической войны против СССР. Администрация Р.Рейгана поставила национальный вопрос в центр своего курса относительно СССР, впервые осуществив прорыв в «традиционной апатии американцев» относительно этих вопросов. Собственно Украина в 60–80-е гг. чаще всего вспоминалась в издании американского конгресса «Конгрешенл Рекорд». Именно американские парламентарии не позволяли загасить интерес к Украине, в частности, путем обсуждения многочисленных законопроектов и заявлений. Только в 1970–1979 гг. количество законодательных инициатив на украинскую тематику превысило 150.

Что касается представителей исполнительной власти в США, то они (например, вице-президент Рокфеллер, президенты Никсон, Картер и особенно Рейган) время от времени посылали поздравительные телеграммы украинско-американским политическим организациям, обещая содействие в деле борьбы за освобождение украинского народа и т.д. Госдепартамент США до развала СССР занимал по этим вопросам сдержанную позицию.

В целом же в политических кругах США до последнего момента исходили из невозможности мирного распада СССР. Это хорошо проиллюстрировано в оценке американских политологов, сделанной в конце 1991 г.: «В конце концов, большевики сами подписали себе смертельный приговор. Жестоко подавляя все проявления национализма и политического диссидентства, они создали предпосылки для мгновенного коллапса коммунизма и советского государства через семь десятилетий. Когда наступил конец, никто не проявил готовности помочь им» ¹⁹. Высшее руководство США тем временем, по свидетельству журналиста Т.Соренсена, еще за несколько недель до принятия беловежского соглашения предлагало Москве «не продукты, топливо или средства, необходимые для зимы, а бесплатные советы... Эмиссары Вашингтона проповедовали доктрину спасения (СССР), имитируя активность» ²⁰.

Завершающие выводы состоят в том, что, во-первых, Украина и ее независимость не входили в число первоочередных приоритетов американской внешней политики времен существования СССР; во-вторых, главное влияние на последовательный развал Советского Союза Соединенные Штаты осуществляли политико-идеологическими методами эрозийного характера; в-третьих, официальный Вашингтон исходил из невозможности мирного развала «российской империи»; в-четвертых, в своей советской политике большинство американских высших руководителей после 1917 г. принимало во внимание неизбежность крайне нежелательного хаоса и дестабилизации как следствий возможного развала СССР.

§4. Дезинтеграция СССР и Украина: вызов для США

Осторожность, инерционность были присущи официальному Вашингтону в период «перестройки»: он заботился, прежде всего, о должных отношениях с Москвой по проблемам глобальной безопасности.

Одно из объяснений «москвоцентрического» подхода в Вашингтоне заключалось, очевидно, и в том, что в первых документах народных движений в СССР (в том числе не только Народного Руха Украины, но и более радикального антикоммунистического Украинского Хельсинского Союза) содержались требования нового союзного договора (которым тогда сопротивлялся Горбачев) и, соответственно, фактического создания конфедерации, социалистическая фразеология, ссылки на «подлинную ленинскую национальную политику». Поэтому на Западе многие специалисты по национальным проблемам думали не столько о трансформации «советской партии-государства», сколько о «болгаризации» республик, то есть о большей республиканской автономии в пределах советской системы ²¹. Запад также должен был испытать серьёзность намерений Горбачева относительно реформирования СССР «сверху». Збигнев Бжезинский отмечал, что «истинная конфедерация или содружество были бы лучшим вариантом для всех заинтересованных сторон: для русских, для большинства нерусских и, конечно, для «внешнего мира», в этом случае Запад «должен реально помочь этому эксперименту» ²².

Но самой важной причиной для осторожной официальной позиции относительно народных движений в СССР было нежелание Вашингтона нарушить диалог с Горбачевым по широкому кругу вопросов безопасности. Американская дипломатия уже избрала новый, «революционный» подход: выйти «за пределы сдерживания» СССР (как это провозгласил президент Джордж Буш 12 мая 1989 г.), испытать советское «новое мышление и, если будет доказана надежность нового советского курса, помочь главному противнику в его желании трансформироваться. Соединенные Штаты были также озабочены возможной экспансией исламского фундаментализма в Центральной Азии. В начале 90-х гг. новым аргументом в пользу стабильных отношений с Горбачевым стала проблема выплаты огромного советского долга ²³.

Официальная линия Соединенных Штатов состояла в расширении контактов с республиками. В то же время, отвечая на вопрос о перспективах признания их независимости, советник Госдепартамента Роберт Зеллик отмечал: «Мы не поддерживаем «распад» СССР, и я не могу размышлять над критериями условий, при которых США могли бы «признать» независимость общностей, могущих возникнуть... Другая ситуация, разумеется, относительно прибалтов, чье стремление к независимости мы поддерживаем» ²⁴.

Американский конгресс, очевидно, был лучше, чем администрация, подготовлен к пониманию стремлений республиканских народных движений. Во-первых, для многих конгрессменов поддержка этнических общин была традиционно важной. Во-вторых, многие члены конгресса в 70-х — 80-х годах принимали участие в защите прав человека в Украине. Эта кампания объединила либеральных демократов и жестких антикоммунистов-республиканцев. Они относительно хорошо знали ситуацию в Украине, знали о многих бывших политзаключенных, ставших теперь лидерами нескольких национально-демократических организаций. У них не было относительно этих людей стереотипов, навязываемых пропагандой из Кремля.

Поэтому конгресс одобрил целый ряд документов, посвященных Украине, среди них: письмо Сената от 15 ноября 1989 г. президенту Бушу, чтобы тот требовал от Горбачева легализации запрещенных украинских церквей; резолюция двух палат о неделе памяти жерт голода 1932–1933 гг. Большое значение имели также визиты лидеров Народного Руха Украины в США. Они помогали преодолеть последствия советской пропаганды, изображавшей эту организацию как националистическую и опасную.

Во время встречи с Бушем в июле 1991 г. Горбачев несколько раз упоминал о войне в Югославии: он пытался убедить президента США накануне его визита в Киев, что отделение Украины может привести к войне ²⁵. Буша обеспокоило, что «достижения Горбачева могут потеряться во всех этих разговорах о независимости». В результате он лично сделал несколько вставок в проект своей известной киевской речи, которые, по его же выражению, должны были сделать её «более чуткой к проблемам Горбачева».

По мнению Бешлосса и Телбота, в Киеве американского президента встретили совсем иначе, чем в Москве, «где большая часть населения рассматривала его как еще одного высокого иностранного гостя, прибывшего отдать должное наиболее непопулярному человеку в Советской Союзе». Но это не изменило, а, возможно, даже укрепило его намерение поддержать Горбачева. Выступая в Верховном Совете Украины, Буш сравнивал федерализм в США и Советском Союзе: «Мы, будучи сами федерацией, хотим добрых отношений, лучших отношений с республиками». Он выразил надежду, что республики будут сочетать большую автономию с более активным добровольным взаимодействием — вместо того, чтобы ступить на безнадежный путь изоляции».

Президент США акцентировал на том, что «американцы... не будут помогать тем, кто поощряет самоубийственный национализм, порождаемый межнациональной ненавистью». Очевидно, это было направлено против президента Грузии Звиада Гамсахурдии, «но Буш также знал, что подобные этнические чувства есть и в Украине, и его предупреждение предназначалось и слушателям в Киеве» ²⁶. Это свидетельствовало о непонимании политики украинского движения в отношении национальных меньшинств.

Уже через месяц после путча в Москве отношение к установлению независимости в республиках изменяется. В администрации споры возникали по вопросу о том, как получить большее влияние в новых государствах: путем быстрого признания (Р.Чейни) или признанием как наградой за выполнение определенных требований (Дж.Бейкер). За быстрое признание выступал и Конгресс. Резолюция Сената от 20 ноября призвала президента признать независимость Украины, если в ходе референдума 1 декабря будет подтвержден Акт о независимости, принятый украинским парламентом. В значительной степени это объяснялось не только осознанием новых геополитических реалий, но и приближением выборов 1992 г.

Во время встречи с представителями украинской диаспоры в Белом доме 28 ноября Буш отметил, что США признают независимость Украины после референдума 1 декабря. Признание независимости Украины Горбачевым не рассматривалось как необходимое условие этого шага. Это было сдвигом в политике Вашингтона.

Однако, когда Горбачев позвонил Бушу и заявил, что он «разочарован» «преждевременным» шагом США, «Бейкер в разговоре с помощниками предположил, что жалобы Горбачева на американскую позицию относительно независимости Украины имеют определенные основания и что этот шаг был плохим прецедентом для политики США. Скаукрофт соглашался: «Я думаю, что мы создали впечатление более благосклонной политики, чем мы на самом деле имели в виду». Он предупредил президента, что, изменяя позицию так резко, «мы можем сделать отношения между Киевом и Москвой более предвзятыми» ²⁷.

Но эти изменения были сбалансированы учетом новой роли Б.Ельцина: США обещали не признавать независимость Украины, пока этого не сделает Россия. Вашингтон дал понять Украине, что признание её независимости, убедительно подтвержденной референдумом 1 декабря, ей еще надо «заслужить».

Об образовании Содружества независимых государств 8–9 декабря 1991 г. лидеры трех славянских республик вначале проинформировали Буша и лишь затем — Горбачева, вызвав его возмущение. С этого времени американская администрация уже не желала поддерживать Горбачева. Она высказала поддержку созданию СНГ. В ноябре 1991 г. группа влиятельных специалистов по проблемам ядерной безопасности подчеркивала, что в «интересах Соединенных Штатов отдавать преимущество как можно меньшей дезинтеграции... США практически не имеют рычагов влияния на процесс дезинтеграции. Но они могут создать стимулы для союза, а не для независимости» ²⁸.

12 декабря Дж.Бейкер разместил американские приоритеты, связанные с признанием новых государств, в таком порядке: 1) военная и особенно ядерная безопасность; 2) демократия; 3) рыночно ориентированная экономика.

Получив положительный ответ от украинского руководства относительно этих принципов и международных обязательств Украины (как одного из государств—преемников СССР), относительно договора о сокращении обычных вооружений в Европе и договора о нераспространении ядерного оружия, США, после отставки Горбачева 25 декабря, признали Украину, как и Россию и другие государства, присоединившиеся к Содружеству.

§5. Прорыв в двусторонних отношениях

Первые годы существования независимого украинского государства были отмечены сложностями в развитии двусторонних отношений. Вашингтон в регулировании большинства проблем, унаследованых от СССР, делал ставку на сотрудничество с Россией. В контактах с Украиной США интересовались прежде всего вопросами ядерной безопасности, проблемой сохранения баланса сил в Европе. Практические шаги Киева на этих направлениях воспринимались на Западе и, в частности, в США неоднозначно. Переломным в украинско-американских отношениях стал 1994 год, наконец, провозглашенный в США «украинским». Подписание трехстороннего соглашения о безъядерном статусе Украины послужило толчком к улучшению американско-украинских отношений. Но главными, более глубинными и долгосрочными факторами американского внимания и благосклонности к Украине стало: понимание того, что с завершением «холодной войны» ситуация в Европе по некоторым параметрам усложнилась, а Украина как государство, расположенное в центре континента, имеет важное значение; постепенное нарастание имперских тенденций в политической жизни России; восприятие справедливости идеи З.Бжезинского о том, что с возвращением Украины в состав России последняя механически становится «империей»; осознание взаимосвязи стабильного развития Украины с безопасностью в Восточно-Центральной Европе, интерес к которой в США традиционен.

В то же время сохраняются веские факторы, тормозящие реализацию потенциала двусторонних отношений. Прежде всего речь идет об неопределенности общественно-политической ситуации в Украине, длительном противоборстве «в верхах», характер которого порождает неуверенность в украинской перспективе. Отметим и далеко не завершенное и не последовательное движение Украины к демократическому правовому государству, слабость демократических сил. Постепенно напоминают о себе и негибкость, неудобство отдельных принципов украинской внешней политики с точки зрения построения системы безопасности и одновременно наличие завышенных ожиданий в отношении экономической помощи.

Точно так же срабатывает тенденция сокращения Вашингтоном бюджетных расходов на международную помощь и слабая заинтересованность американского частного бизнеса в сотрудничестве с Украиной как следствие указанных проблем, а также недостаточных законодательных гарантий деятельности зарубежных инвесторов.

Таким образом, главные проблемы дальнейшего развития украинско-американских отношений сегодня концентрируются внутри Украины. Вместе с тем реальность такова, что американская политика в Европе непременно будет развиваться с учетом ситуации в Украине и вокруг неё.

 ¹ Dulles, Foster Rhea. America’s Rise to World Power. 1898-1954.— New York,  1954.— P.2.

 ² Margolin, Arnold. From a Political Diary. Russia, the Ukraine, and America. 1905-1945.—New York, 1946.—P.41.

 ³ Wilson, George G. Handbook of International Law. 3rd ed.—St. Paul (Minn.), 1939. — P.21.

 ⁴ U.S.Congress, 64th Congress. 2nd Session. 1917.—Appendix.—P.522-523.

 ⁵ Laserson M. American Impact on Russia, Political and Ideological.—New York, 1950.—P.419.

 ⁶ The Ukraine, 1917-1921: a Study in Revoluton. Ed. by T.Hunczak with assist. of J.T. von Heide.—Cambridge (Mass.).—1977.—P.358.

 ⁷ Українська суспільно-політична думка в 20 столітті.—Мюнхен, 1983.—Ч.І.—С.411.

 ⁸ Рахманний Р. Кров і чорнило. Статті і репортажі.—Нью-Йорк, 1960.—С.54.

 9 Peace and War: U.S. Foreign Policy. 1934-1941.—Washington, 1943.—P.246-247.

¹⁰ Gray C.S. Back to the future: Russia and the balance of power//Global Affairs. — Summer.—P.41-42.

¹¹ Foreign Relations of the United States (1918-1951); Documents and Materials Relating to the Eve of the Second World War. Vol. 1–2.—New York.—1948; A Decade of American Foreign Policy: current documents. 1956-61. In 6 Vols. — Washington, 1957-65, etc.

¹² Anglo-American Perspectives on the Ukrainian Question. 1930-31. A Documentary Collection. — Kingston-Vestal, 1987. — P.xxx.

¹³ Пеленський Яр.З. Українська справа у взаєминах межи США і СРСР під час і після Другої світової війни//Сучасність.—Р.2.—Ч.7.—С.77-78.

¹⁴ Kennan G.F. Memoirs. 1950-1963.—New York, 1972.—P.99.

¹⁵ Eisenhower D.E. Second Inaugural Address// New York Times.—1957.—Jan.22.

¹⁶ Dobriansky L.E. US Policy of unfinished liberation.—Jersey City, 1966.—P.4-21.

¹⁷ Congressional Record.—1967. Nov.29.—P.H 16052.

¹⁸ Stevenson, Adlai. Letter on Colonialism// U.S. Delegation to the GA.—1961.—Nov. 25.

¹⁹ Speedy End Belies Durability of Communist Experiment//The Washington Post.—1991.—Dec.29.

²⁰ Sorensen Th. Who is America to preach?// Los Angeles Times.—1991.—Oct.24.

²¹ См., напр.: Motyl A. The Sobering of Gorbachev: Nationality, Restructuring and the West // Politics, Society and Nationality inside Gorbachev’s Russia/Ed. by Bialer S.—Boulder, 1989.—P. 171.

²² Brzezinski Z.  Post-Communism Nationalism // Foreign Affairs.—Vol. 68.—№ 5 (Winter, 1989/ 1990).—P. 20.

²³ Неспособность американского руководства того времени адекватно реагировать на новую ситуацию можно объяснить также кризисом в советологии.  См.: Rutland P. Sovietology: Notes for a Post-Mortem // The National Interest. — №31 (Spring 1993).—P.112.

    По сравнению с исследованиями других народов СССР украиноведческие студии были достаточно развиты. Однако, как замечает заместитель директора Института Гарримана Колумбийского университета Олександр Мотыль, «часто считалось, что они мало соотносятся с реальной политикой СССР политически основываются на запросах эмиграции и эмоционально перегружены националистическим подходом. Одним словом, считалось, что они «ненаучны». См.: Motyl A. Dilemmas of Independence:  Ukraine After Totalitarianism.—N. Y., 1993.—P.5.

²⁴ U.S. Congress. Senate. Commitee on Foreign Relations. Subcommitee on European Affairs. Soviet Disunion: The American Response. Hearings.. 102 Cong., 2nd sess., Febr. 28 and March 6, 1991.—P.36, 125.

²⁵ Beschloss M., Talbott S. At the Highest Levels: The Inside Story of the End of the Cold War.—Boston etc., 1993.—P.409,414.

²⁶ Ibid.—P.414,417-418.

²⁷ Ibid.—P. 448-449.

²⁸ Campbell K.,   Carter A., Miller S., Zraket Ch. Soviet Nuclear Fiction: Control of the Nuclear Arsenal in a Disintegrating Soviet Union //CSIA Studies in International Affairs.—1991.—№ 1.—P.69-70.

Предыдущая       Главная       Следующая