‹‹   Головна    

Поэт Тарас Григорьевич Шевченко: I. Очерк его жизни, II Воспоминания о нем 1846-1861 гг. Н. И. Костомарова // Русская старина. — СПб., 1880. — Т. XXVII. — Кн. 3. — С. 588-610.

ТАРАСЪ ГРИГОРЬЕВИЧЪ ШЕВЧЕНКО
1814 — 1861 гг.

I.

Гордость Украйны, одинъ изъ ея любимЂйшихъ сыновъ, поэтъ и талантливый художникъ, Тарасъ Григорьевичъ Шевченко, сынъ крЂпостнаго крестьянина, родился 25-го февраля 1814 года въ селЂ КириловкЂ, Кіевской губерніи, Звенигородскаго уЂзда. Отца и матери онъ лишился на восьмомъ году и нашелъ себЂ пріютъ въ школЂ у приходскаго дьячка, въ видЂ школяра «попихача». Эти школяры, по объясненію Шевченки въ его автобіографіи, поступая къ дьячкамъ, становились ихъ полными рабами. Въ этой кабалЂ Шевченко провелъ два года, въ теченіе которыхъ прошелъ «Грамотку», «Часловець» и «Псалтирь». Выучивъ Тараса грамотЂ, дьячокъ посылалъ его, вмЂсто себя, читать надъ покойниками, выдавая чтецу за его трудъ десятую копЂйку въ видЂ поощренія. Остальныя деньги дьячокъ пропивалъ, вмЂстЂ съ своимъ другомъ Іоною Лимаремъ. Съ Тарасомъ и съ прочими учениками этотъ наставникъ обходился жестоко. ТерпЂніе мальчика истощилось и однажды, пользуясь безчувственно-пьянымъ состояніемъ своего мучителя, Тарасъ высЂкъ его немилосердно и, захвативъ изъ имущества дьячка давно ему понравившуюся книжку съ картинками, бЂжалъ въ мЂстечко Лисянку. ЗдЂсь онъ поступилъ-было въ ученики къ маляру-діакону, но не ужился и съ нимъ и черезъ три дня бЂжалъ въ село Тарасовку, къ дьячку-маляру, особенно славившемуся въ околодкЂ своимъ мастерствомъ писать иконы великомученика Никиты и Іоанна Воина. Маленькій бЂглецъ, уже тогда чувствовавшій призваніе къ живописи, просилъ маляра обучить его своему искусству, но дьячокъ-Рафаэль объявилъ Тарасу, внимательно осмотрЂвъ его /588/ лЂвую руку, что въ немъ нЂтъ способности не только къ живописи, но даже къ шевству или къ бондарству (ремесламъ портняжному и купорному). Тарасъ, потерявъ надежду быть маляромъ, побрелъ въ родное село, расчитивая попасть хоть въ пастухи; вмЂсто того, былъ взятъ въ «казачки» въ домъ къ помЂщику. Казачки въ дворняхъ украинскихъ помЂщиковъ, помимо лакейской должности, были пЂвцами и плясунами; но баринъ Шевченки, обрусЂвшій нЂмецъ, былъ не охотникъ ни до пЂсень, ни до плясокъ, и обязанность Тараса ограничивалась лишь комнатными услугами. Стоя на часахъ въ передней, мальчикъ напЂвалъ унылыя гайдамацкія пЂсни, а въ отсутствіе хозяина карандашомъ срисовывалъ картины, украшавшія стЂны барскихъ покоевъ.... И карандашъ-то — по добродушному сознанію поэта — былъ имъ украденъ у конторщика.

Сопровождая своего барина въ его разъЂздахъ въ Кіевъ, въ Вильну, въ Петербургъ, Тарасъ, при удобномъ случаЂ, увозилъ тайкомъ съ постоялыхъ дворовъ лубочныя картинки, единственно ради непреодолимаго желанія ихъ копировать.... За эту любовь къ живописи, зимою 1829 года, Тарасъ, по повелЂнію пана, былъ жестоко «выпоротъ». Жизнь въ лакеяхъ, по его сознанію, казалась ему впослЂдствіи «какимъ-то дикимъ, несвязнымъ сномъ». Въ 1832 году, баринъ Шевченки, склонясь на неотступныя просьбы своего слуги, законтрактовалъ его на четыре года къ цеховому маляру Ширяеву, въ ПетербургЂ. Разсказъ о пребываніи поэта у этого учителя, до поступленія въ академію художествъ, приводимъ изъ его автобіографіи:

«Ширяевъ соединялъ въ себЂ всЂ качества дьячка-спартанца, дьякона-маляра и другаго дьякона-хиромантика; но, не смотря на весь гнетъ тройственнаго его генія, я, въ свЂтлыя весеннія ночи, бЂгалъ въ ЛЂтній садъ рисовать со статуй, украшающихъ сіе прямолинейное созданіе Петра. Въ одинъ изъ такихъ сеансовъ, познакомился я съ художникомъ Иваномъ Максимовичемъ Сошенкомъ, съ которымъ и до сихъ поръ (въ 1860 г.) нахожусь въ самыхъ искреннихъ, братскихъ отношеніяхъ. По совЂту Сошенка, я началъ пробовать акварелью портреты съ натуры. Для многочисленныхъ, грязныхъ пробъ, терпЂливо служилъ мнЂ моделью другой мой землякъ и другъ, казакъ Иванъ Ничипоренко, дворовый человЂкъ нашего помЂщика. Однажды помЂщикъ увидалъ у Ничипоренка мою работу и она ему до того понравилась, что онъ началъ употреблять меня для снятія портретовъ съ любимыхъ своихъ любовницъ, за которые иногда награждалъ меня цЂлымъ рублемъ серебра.

«Въ 1837 году Сошенко представилъ меня конференцъ-секре-/589/тарю академіи художествъ В. И. Григоровичу, съ просьбой освободить меня отъ моей жалкой участи. Григоровичъ передалъ его просьбу В. А. Жуковскому. Тотъ сторговался предварительно съ моимъ помЂщикомъ и просилъ К. П. Брюллова написать съ него, Жуковскаго, портретъ съ цЂлью разыграть его въ частной лотереЂ. Великій Брюловъ тотчасъ согласился и вскорЂ портретъ Жуковскаго былъ у него готовъ. Жуковскій, съ помощью графа М. Ю. Вьельгорскаго, устроилъ лотерею въ 2,500 р. ассигнаціями и этою цЂною куплена была моя свобода, въ 1838 году, апрЂля 22-го ¹). Съ того же дня началъ я посЂщать классы академіи художествъ и вскорЂ сдЂлался однимъ изъ любимыхъ учениковъ-товарищей Брюллова. Въ 1844 году удостоился я званія свободнаго художника».

О времени пребыванія Т. Г. Шевченки въ академіи, приводимъ ненапечатанныя еще Воспоминанія бывшаго его товарища Θ. П. Пономарева (сообщенныя редакціи «Русской Старины» 25-го августа 1879 года).

— «Я былъ съ Шевченко самый близкій другъ. Въ концЂ 1830-хъ и въ началЂ 1840-хъ годовъ мы были неразлучны почти ежедневно. Онъ жилъ на Острову, въ 5-й линіи, домъ Аренста, а я въ академіи художествъ, гдЂ имЂлъ мастерскую, данную мнЂ за успЂхи въ рисованіи и лЂпкЂ. Эта мастерская (бывшая старая церковная ризница) состояла изъ одной комнаты съ антресолями. На этихъ антресоляхъ, мой бЂдный Тарасъ помЂщался во время тяжкой своей болЂзни, поглощавшей наши скудныя средства. Въ это самое время онъ написалъ съ себя масляными красками портретъ (рисунокъ съ него, исполненный К. О. Брожемъ на дере†и гравированный академикомъ Л. А. СЂряковымъ, приложенъ къ настоящей книгЂ «Русской Старины») и подаренный мнЂ торсъ св. Севастіана съ натуры, въ классахъ академіи. Рядомъ съ моею мастерской находилась мастерская художника Петра Степановича Петровскаго, работавшаго надъ программою «Агарь въ пустынЂ» ²).

¹) ЗамЂтка о портретЂ В. А. Жуковскаго, сообщенная Н. Д. Быковымъ, была напечатана въ «Русской СтаринЂ» изд. 1877 года, томъ XX, стр. 534.

²) За эту картину Петровскій былъ посланъ на казенный счетъ въ Италію и здЂсь умеръ. Θ. П.

Мы съ Тарасомъ, подобно Петровскому — ученики Брюллова, часто посЂщали его, наблюдая за его работою. Однажды Петровскій слезно жаловался намъ на затрудненіе къ окончанію картины: оно заключалось въ пріисканіи большой птицы для скопированія крыльевъ ангела. ГдЂ ее найти? Мы съ Шевченко искренно сочув-/590/ствовали горю товарища, но отъ нашихъ сЂтованій ему легче не быдо и ангелъ-утЂшитель Агари оставался безъ крылъ. Помимо этого общаго, такъ сказать, горя, мы всЂ трое тужили на пустоту нашихъ желудковъ, такъ какъ сидЂли буквально безъ куска хлЂба, не имЂя ни гроша наличныхъ и ни на полушку кредита. Петровскій предложилъ намъ идти съ нимъ обЂдать къ его старушкЂ-матери, на Пески. Предложеніе заманчивое; но путешествіе съ Острова на Пески и обратно, занявъ у насъ время, могло заставить насъ опоздать къ вечернимъ рисовальнымъ классамъ, которые начинались въ 5 часовъ вечера. Отказадись мы отъ радушнаго приглашенія Петровскаго; онъ отправился одинъ, а мы съ Тарасомъ, оставшись у него въ мастерской, съ голодухи принялись «спЂвать» малороссійскія пЂсни, вопреки словамъ дЂдушки Крылова: «кому-же въ умъ пріидетъ на желудокъ пЂть голодный!» Отъ матери Петровскій возвратился сытый, да еще и съ рублемъ серебра въ карманЂ: старушка отдала ему послЂднія свои деньги на покупку живаго гуся, для копированія крыльевъ ангела. Проголодавшемуся Тарасу пришла въ голову злая мысль: мигнувъ мнЂ запереть двери и держать Петровскаго за руки, онъ моментально вынулъ у него изъ кармана завЂтный цЂлковый!.. Взявъ фуражки, мы пустились бЂгомъ по академическимъ корридорамъ; Петровскій за нами, умоляя возвратить ему отнятыя деньги! Такъ и пробЂжали мы до 6-й линіи, прямехонько въ трактиръ «Римъ». ЗдЂсь Шевченко, скомандовавъ подать себЂ рюмку «горилки», заказалъ д†порціи бифстексу и бросилъ рубль буфетчику. БЂднякъ Петровскій, волей-неволей, но закусилъ съ нами, а тамъ мы отправились въ нашя рисовальные классы.

«По возвращеніи изъ нихъ, сидя вечеромъ въ моей мастерской, мы съ Шевченко толковали чЂмъ-бы помочь Петровскому. Вдругъ Тарасъ громко захохоталъ:

— Чего ты, дурень, такъ зЂваешь? — сказалъ онъ. — Ходимъ на охоту, да Петровскому поможемъ!

— Какъ такъ?

— Увидишь. Да ходимъ-же сейчасъ.

«ДЂло въ томъ, что у помощника полиціймейстера академіи, Соколова, былъ, на заднемъ дворЂ, небольшей табунокъ гусей. Мы съ Шевченкой, накрывъ одного шинелью и зажавъ ему клювъ, потащили его въ мастерскую Петровскаго. Уморительно вспомнить, какъ мы очередовались зажимать клювъ гусю, чтобы некричала эта неспокойная птица; — у Петровскаго же дверь мастерской заперта. Когда онъ явился, мы къ нему — въ мастерскую гуся, который радуясь свободЂ и распустивши крылья съ крикомъ вбЂжалъ въ ком-/591/нату. Петровскій ошалЂлъ отъ изумленія: гусь-то и нуженъ былъ ему! Крылья Ангелу были живо написаны, а гуся солдатъ-истопникъ сварилъ для насъ въ самоварЂ на тризну.

«Петровскій представилъ картину на судъ профессоровъ и отправленъ въ Италію. — Шевченко вскорЂ разбогатЂлъ такъ, что по уплатЂ Соколову за гуся рубля, осталось у него еще столько же. К. П. Брюлловъ долго смЂялся нашей продЂлкЂ. Тараса онъ любилъ, хотя нерЂдко журилъ»....

Приводимъ изъ Воспоминаній А. Чужбинскаго нЂкоторыя черты къ характеристикЂ поэта ¹): «я впервые встрЂтился съ Шевченко, въ Полтавской губерніи, въ домЂ Т. Г. В—ской, 29-го іюня 1843 года, когда поэтъ уже пользовался извЂстностью, вскорЂ послЂ изданія своего «Кобзаря». Шевченко пріЂхалъ вмЂстЂ съ Е. П. Гребенкою и съ перваго же взгляда расположилъ Чужбинскаго въ свою пользу: «Онъ былъ средняго роста, плотный; на первый взглядъ лицо его казалось обыкновеннымъ, но глаза свЂтились такимъ умнымъ и выразительнымъ свЂтомъ, что невольно я обратилъ на него вниманіе. Поэту былъ оказанъ радушный пріемъ, видимо его тронувшій; онъ былъ видимо въ духЂ и говорилъ на родимомъ украинскомъ нарЂчіи». При всей своей разговорчивости и любезности, поэтъ, по замЂчанію Чужбинскаго, не любилъ высказываться и вообще въ немъ была замЂтна нЂкоторая скрытность. ПомЂщики наперерывъ пригдашали къ себЂ пЂвца Украйны. Въ числЂ ихъ былъ одинъ, житель уЂзднаго городка Л. (Лубенъ?). «Мы пришли довольно еще рано. Въ передней слуга дремалъ на скамейкЂ. Къ несчастію, хозяинъ выглянулъ въ дверь и, увидЂвъ дремавшаго слугу, разбудилъ его собственноручно, не стЂсняясь нашимъ присутствіемъ. Тарасъ покраснЂлъ, надЂлъ шапку и ушелъ домой. Никакія просьбы не могли заставить его возвратиться. Господинъ не остался впослЂдствіи въ долгу: темная эта личность, дЂйствуя во мракЂ, приготовила немало горя нашему поэту. Мысль о тогдашнемъ положеніи простолюдина постоянно мучила Шевченка и нерЂдко отравляла лучшія минуты».

¹) Эти Воспоминанія были напечатаны въ «Русскомъ Сло※ 1861 г., потомъ изданы отдЂльною брошюрою: Спб., типографія Тиблена и К°, 39 стр. въ 8 д. л.

Черезъ три года (именно въ 1846) авторъ Воспоминаній опять встрЂтился съ поэтомъ и тЂснЂе прежняго сблизился съ нимъ. Изъ Лубенъ они вмЂстЂ поЂхали въ НЂжинъ. На станціи въ Прилукахъ они замедлили въ ожиданіи лошадей и въ это время загорЂлась убогая лачуга какого-то еврея; единовЂрцы помогали ему, но мЂстные жители-христіане отнеслись къ этому несчастію съ полнымъ равно-/592/душіемъ. «Шевченко бросился спасать имущество погорЂльцевъ и по окончаніи пожара держалъ рЂчь къ христіанскому населенію, которое какъ-то неохотно дЂйствовало, на томъ основаніи, что горЂлъ жидъ. При всей нелюбви своей къ этому племени, что неудивительно было тогда не только въ простомъ украинцЂ, но и въ высшихъ классахъ общества, — Шевченко горячимъ словомъ упрекалъ предстоявшихъ въ равнодушіи, доказывая, что человЂкъ въ нуждЂ и бЂдЂ, какой бы ни былъ онъ націи, какую ни исповЂдывалъ бы религію, дЂлается намъ самымъ близкимъ братомъ».

Однажды на пути Шевченко встрЂтилъ въ гостинницЂ какого-то юнкера, который замЂтно сталъ за нимъ увиваться и навязываться въ знакомство; Чужбинскій, завЂдывавшій казною Шевченки ¹), заподозрЂлъ плутню со стороны юнкера: оно такъ и было! Юнкеръ со слезами признался ШевченкЂ, что проигралъ казенныя деньги, и поэтъ далъ ему три цЂлковыхъ, не взирая на явный обманъ. «Онъ никогда не отказывалъ просящимъ. Участіе къ нуждамъ и бЂдЂ другихъ приводили его иногда къ самымъ наивнымъ сценамъ». Эксплуатируя его доброту, Шевченку нагло обманывали. Знакомые предостерегали его.

— «Я и самъ знаю, — отвЂчалъ поэтъ, — та нехай лучше тричі одурять мене, а все-таки у четверте подамъ тому, хто справді не бачивъ може шматка хліба» (я самъ знаю, но пусть лучше три раза обманутъ меня, а все-таки въ четвертый подамъ тому, кто дЂйствительно не видалъ, можетъ быть, куска хлЂба).

«Любилъ онъ и уважалъ природу. Блуждая съ нимъ по лЂсамъ надъ Судой и СлЂпоротомъ, мы, бывало, просиживали у норки какого нибудь жучка и изучали его незатЂйливые нравы и обычаи. — Къ животнымъ, вообще, Шевченко былъ безгранично жалостливъ; при видЂ истязаній птицы, кошки, собаки или домашней скотины, онъ всегда заступался и усовЂщевалъ мучителей, въ особенности если это, по неразумію, дЂлали ребятишки. Къ дЂтямъ вообще онъ питалъ глубокую нЂжность. Бывая въ деревнЂ, Тарасъ Григорьевичъ собиралъ кругъ себя крестьянскихъ ребятишекъ, разсказывалъ имъ сказки, пЂлъ дЂтскія пЂсни, которыхъ зналъ множество, серьезно дЂлалъ пищалки и вскорЂ пріобрЂталъ привязанность всЂхъ ребятишекъ».

Первая искра творческаго поэтическаго огня заронилась въ сердце Шевченки не на родинЂ, подъ синимъ небомъ Украйны, но въ холодномъ ПетербургЂ. Объ этомъ онъ самъ говоритъ въ автобіографіи.

¹) По природЂ безкорыстный, Шевченко свои карманныя деньги отдавалъ въ распоряженіе товарищей. /593/

«О первыхъ литературныхъ моихъ опытахъ скажу только, что они начались въ томъ-же ЛЂтнемъ саду, въ свЂтдыя, безлунныя ночи. Украинская строгая муза долго чуждалась моего вкуса, извращеннаго жизнью въ школЂ, въ помЂщичьей передней, на постоялыхъ дворахъ и въ городскихъ квартирахъ; но когда дыханіе свободы возвратило моимъ чувствамъ чистоту первыхъ лЂтъ дЂтства, проведенныхъ подъ убогою батьковскою стрЂхою, она — спасибо ей — обняла и приласкала меня на чужой сторонЂ. Изъ первыхъ слабыхъ моихъ опытовъ, написанныхъ въ ЛЂтнемъ саду, напечатана только одна баллада «Причинна».

Ко времени сочиненія «Кобзаря» и приготовленія къ печати поэмы «Гайдамаки» относится слЂдующее письмо Шевченки къ извЂстному писателю Григорію КвиткЂ (Грицко Основьяненко) ¹):

«С.-Петербургъ, 28-го марта 1842 г.

«Надруковавъ, бодай ёму очи повылазылы» — отакъ вы скажете якъ зачныте читать мои Гайдамаки; а що скажете якъ прочитаете — не знаю. Не лайте дуже колы найдете що небудь не до ладу, бо и написано и надрюковано навмання — то я ще и доси не знаю чи получилы вы мого Утоплену що я пославъ вамъ черезъ Корсуна и билеты на Гайдамаки. — Колы маете субскрибентивъ то напишить до мене швыдче, бо вмене тилько сто экземпляривъ осталось. То якъбы вы не полиновалысь прислать мени свои сочиненія хочъ пивъ экземпляра, такъ на память, то велыке спасиби вамъ сказавъ-бы.

Т. Шевченко.

«Поцилуйте любого Гулака-Артемовского ¹) и отдайте ему кныжку, а другу не цикуючи отдайте Корсуну».

Изъ многочисленныхъ поэтическихъ произведеній напечатана, въ передоженіи на русскій языкъ, самая малая часть въ сборникЂ «Кобзарь Тараса Шевченко», изданномъ Н. В. Гербелемъ ³). Въ составъ его вошли — думы, пЂсни, баллады, мелкія стихотворенія, поэмы и повЂсти; именно: «Катерина», «Батрачка» и «Гайдамаки».

¹) Сообщено редакціи въ подлинникЂ въ 1878 г. — М. А. Левенцовымъ.

²) Семенъ Степановичъ Гулакъ-Артемовскій (умершій въ Моск†лЂтъ пять тому назадъ) — оперный пЂвецъ и добрый пріятель Шевченки. У него было большое собраніе писемъ, рукописей и рисунковъ поэта.

³) Спб. 1876 г. 334+2 стр. въ 8 д. л. /594/

Въ своихъ Воспоминаніяхъ Чужбинскій говоритъ о читанныхъ ему Шевченкою поэмЂ «Іоаннъ Гусъ» и «Мистеріи безъ названія». Поэтъ говоритъ, что для первой онъ прочелъ всЂ источники о гусситахъ и эпохЂ имъ предшествовавшей, какіе только можно было достать, а чтобы не надЂдать промаховъ противъ народности, не оставлялъ въ покоЂ ни одного чеха, встрЂчавшагося въ Кіе†или другихъ мЂстахъ, у котораго разспрашивалъ топографическія и этнографическія подробности. НЂсколько разъ принимался онъ переводить лирическія піесы Мщкевича, но никогда не оканчивалъ и разрывалъ на мелкіе куски, чтобы и памяти не осталось. Иные стихи выходили чрезвычайно удачно, но чуть какой нибудь казался ШевченкЂ тяжелымъ или невЂрнымъ, онъ бросалъ и уничтожалъ всЂ предыдущія строфы. «Мабуть сама доля не хоче, — говаривалъ онъ, — щобъ я передававъ лядьскі пісні» (вЂроятно, сама судьба не хочетъ, чтобы я переводилъ польскія пЂсни).

Покойный А. А. Григорьевъ, критикъ-энтузіастъ, но, не смотря на свою страстность, правдивый и добросовЂстный, оцЂниваетъ значеніе Шевченки такимъ образомъ ¹):

¹) «Время», апрЂль 1861 г., стр. 636 — 637.

«Значеніе утраты, которую малороссійская литература понесла въ ТарасЂ ГригорьевичЂ ШевченкЂ, если не равносильна съ утратами, понесенными славянскими литературами въ ПушкинЂ и МицкевичЂ — представителяхъ славянства передъ цЂлымъ человЂчествомъ, — то во всякомъ случаЂ не меньше значенія утраты Гоголя и Кольцова.

«Что Тарасъ Шевченко былъ великій поэтъ, въ этомъ нельзя сомнЂваться; но, что, съ другой стороны, Тарасъ Шевченко былъ только заря, великій поэтъ только что начинающейся литературы, поэтъ исключительно народный, поэтъ, о которомъ трудно сказать — послЂдній-ли это изъ слЂпыхъ кобзарей, или первый изъ мастеровъ и художниковъ: такъ наивна его красота и вмЂстЂ такъ артистична, — это тоже, кажется, не подлежитъ спору. По красотЂ и силЂ многіе поставляли его наравнЂ съ Пушкинымъ и Мицкевичемъ; мы готовы идти даже дальше въ этомъ: у Тараса Шевченки есть та нагая красота выраженія народной поэзіи, которая раз†только искрами блистаетъ въ великихъ поэтахъ-художникахъ, каковы Пушкинъ и Мицкевичъ, и которая на каждой страницЂ «Кобзаря» поразитъ васъ у Шевченки.... Шевченко еще ничего условнаго не боится; нужны ему младенческій лепетъ, народный юморъ, страстное воркованье, онъ ни передъ чЂмъ не остановится — и все это выйдетъ /595/ у него свЂжо, могуче, наивно, страстно, или жартно какъ самое дЂло. У него дЂйствительно есть и уносящая, часто необузданная страстность Мицкевича, есть и прелесть Пушкинской ясности — такъ что дЂйствительно, по даннымъ, по силамъ своего великаго таланта, онъ стоитъ какъ-бы въ серединЂ между двумя великими представителями славянскаго духа. Натура его поэтическая шире своею многосторонностью натуры нашего могучаго, но односторонняго какъ сама его родина — представителя русской Украйны, Кольцова; свЂтлЂе, проще и искреннЂе натуры Гоголя, великаго поэта Малороссіи, поставившаго себя въ ложное положеніе быть поэтомъ совершенно чуждаго ему великорусскаго быта... Да! Шевченко — послЂдній кобзарь и первый великій поэтъ новой великой литературн славянскаго міра».

Въ 1847 году Шевченко былъ сосланъ рядовымъ, съ выслугою, въ Оренбургскій край: сначала въ самый Оренбургъ, затЂмъ въ Орскую крЂпость, наконецъ въ Новопетровскую крЂпость, гдЂ и находился до марта 1858 г. Въ чемъ заключалась его вина? На это найдется отвЂтъ лишь въ слЂдственномъ дЂлЂ о его ссылкЂ.... покуда скажемъ, что Шевченко пострадалъ за сатиру, имъ написанную... «Преступленіе мое велико — я это сознаю въ душЂ, — писалъ онъ графинЂ Анастасіи ИвановнЂ Толстой (отъ 22-го апрЂля 1856 г.), — но и наказаніе безгранично» ¹).

Въ Воспоминаніяхъ Т. П. Пассекъ ²) были напечатаны пять писемъ Т. Г. Шевченки къ графинЂ Анастасіи ИвановнЂ Толстой. Писанныя въ 1856 — 1858 гг., они относятся къ великому дЂлу освобожденія Шевченки отъ тяжкой кары, постигшей его съ 1847 года ³).

¹) «Русская Старина» изд. 1877 г., томъ XX, стр. 287 — 288.

²) См. «Русскую Старииу» изд. 1877 года, томъ XX, стр. 286 — 292.

³) Въ замЂткЂ о жизни Шевченки, въ Воспоминаніяхъ Т. П. Пассекъ (на стр. 287) вкралась неточность въ годахъ: поступленіе въ академію означено 1844 г. (вмЂсто 1838 г.), а полученіе званія свободнаго художника — 1848-мъ (вмЂсто 1844 г.). «Ссылка его въ арестантскія роты послЂдовала въ 1847 году: въ письмЂ отъ 22-го апрЂля 1856 года онъ самъ говоритъ: «уже девять лЂтъ какъ казнюся я за грЂшное увлеченіе моей безтолковой молодости».

Прощенный Шевченко въ 1858 г. возвратился на родину — но десять лучшихъ лЂтъ жизни, проведенные въ арестантскихъ ротахъ, убійственно повліяли на поэта физически и морально: силы его рановременно одряхлЂли; веселость и общительность смЂнились грустью и недовЂрчивою сдержанностью. Изъ-подъ «красной шапки» убЂленная сЂдинами голова поэта попала подъ лавры — свЂжіе, но /596/ запоздалые; они не успЂли поблекнуть и тотъ-же вЂнокъ осЂнилъ могилу Шевченки.

Въ 1860 году, по желанію одного изъ редакторовъ журнала «Народное чтеніе», Тарасъ Григорьевичъ написалъ свою автобіографію. Проникнутая искренностью, она вмЂстЂ съ тЂмъ отличается тихою грустью по загубленнымъ годамъ молодости....

«Краткая исторія моей жизни, — говоритъ онъ, — обошлась мнЂ дороже, чЂмъ я думалъ. Сколько лЂтъ потерянныхъ! сколько цвЂтовъ увядшихъ! И что же я купилъ у судьбы своими усиліями не погибнуть? Едва-ли не одно страшное уразумЂніе своего прошедшаго. Оно ужасно! Оно тЂмъ болЂе для меня ужасно, что мои родные братья и сестры, о которыхъ мнЂ тяжело было вспомнить въ своемъ разсказЂ, до сихъ поръ — крЂпостные! Да, милостивый государь, они крЂпостные до сихъ поръ! »

Автобіографія подписана 18-мъ числомъ февраля 1860 года: этотъ вопль исторгся изъ глубины измученной души поэта, за годъ до святаго дня освобожденія Россіи отъ ига крЂпостнаго права! Первый поэтъ Украйны, послЂдній ея кобзарь, былъ вмЂстЂ съ тЂмъ — послЂднимъ талантомъ, вышедшимъ изъ унизительнаго для человЂчества крЂпостнаго состоянія. На смертномъ одрЂ, полупотухшій взоръ Шевченки привЂтствовалъ зарю освобожденія Россіи, и поэтъ, мысленно обращаясь къ Освободителю, могъ сказать слова Симеона-богопріимца:

«НынЂ отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему съ миромъ: яко видЂсте очи мои спасеніе Твое, еже еси уготовалъ предъ лицомъ всЂхъ людей!»

Шевченко скончался 26-го февраля 1861 года....

Освобожденья мигь, тобой давно желанный,

Совпалъ съ кончиною твоей —

Я умеръ ты, какъ, древле, Моисей,

На рубежЂ земли ОбЂтованной!

/597/

II.

Письмо Н. И. Костомарова къ изд.-редактору «Русской Старины» М. И. Семевскому.

«Многоуважаемый Михаилъ Ивановичъ! Вы просили меня сообщить вамъ о моемъ знакомст†съ Т. Г. Шевченкомъ въ предположеніи, съ вашей стороны, близости моей къ покойному поэту. Хотя мнЂ случалось уже печатно говорить о немъ, но и теперь, по вашему желанію, я изложу вамъ искреннюю и правдивую исторію моего знакомства съ этою личностію, предоставляя вамъ сдЂлать какое вамъ будетъ угодно употребленіе изъ написаннаго мною. Вообще тотъ ошибся бы, кто бы сталъ думать, что я былъ особенно съ нимъ близокъ и друженъ; напротивъ, моя дружба съ нимъ обнимала незначительное время въ нашей жизни и, какъ оказалось впослЂдствіи, многое изъ случавшагося съ нимъ оставалось для меня неизвЂстнымъ и я узнавалъ о томъ отъ другихъ его друзей: со мной онъ гораздо менЂе былъ друженъ и откровененъ, чЂмъ со многими иными. Близость моя съ нимъ была почти исключительно литературная, тогда какъ нЂкоторые были къ нему близки, не какъ къ малорусскому поэту, а просто какъ къ человЂку. Познакомился я съ Тарасомъ Григорьевичемъ въ Кіе†въ 1846 году. До того я зналъ о немъ какъ о поэтЂ, чрезвычайно цЂнилъ его талантъ, но никогда не видалъ въ глаза. Весною 1846 года жилъ я въ Кіе†на КрещатикЂ, на углу Бессарабской площади, въ домЂ Сухоставскаго; напротивъ моей квартиры, на другой линіи Крещатика, былъ трактиръ съ нумерами, а въ одномъ изъ этихъ нумеровъ появился тогда Шевченко: незадолго до того перебрался онъ изъ Петербурга въ Малороссію, зимою гостилъ гдЂ-то у помЂщиковъ Черниговской и Полтавской губерній, а наконецъ поселился въ КіевЂ. Около мЂсяца я зналъ, что напротивъ меня живетъ знаменитый украинскій поэтъ, но случая не представлялось съ нимъ встрЂтиться, а я былъ слишкомъ занятъ, дорожилъ временемъ и день ото дня откладывалъ начало знакомства съ нимъ. Въ апрЂлЂ, послЂ Пасхи, не помню теперь кто изъ моихъ знакомыхъ явился ко мнЂ съ Тарасомъ Григорьевичемъ. Съ перваго же раза произвелъ онъ на меня такое пріятное впечатлЂніе, что достаточно было поговорить съ этимъ человЂкомъ часъ, чтобы вполнЂ сойтись съ нимъ и почувствовать къ нему сердечную привязанность. Я всегда очень любилъ умнаго малорусса-простолюдина: его простодушіе въ соединеніи съ проницательностію, его добросердечный юморъ и беззаботную веселость, смЂшанные съ грустью, его /598/ идеализмъ съ практическою разсудительностію, его готовность любить до самоотверженія вмЂстЂ съ тонкимъ умЂньемъ распознавать искренность отъ притворства, — но эти качества въ ТарасЂ ГригорьевичЂ, какъ-то сразу выказываясь, оттЂнялись тЂмъ признакомъ поэзіи, какой присущъ только такимъ натурамъ, какъ его. Достаточно того, что я полюбилъ тогда же Тараса Григорьевича. Въ другой разъ, чрезъ нЂсколько дней послЂ перваго свиданія, Шевченко посЂтилъ меня снова, и мы сидЂли въ садикЂ, находившемся при дворЂ Сухоставскихъ. Былъ очаровательный весенній день, цвЂли въ полномъ цвЂту вишни и сливы, расцвЂтать начинала сирень, завязывались цвЂточныя почки на яблоняхъ и грушахъ, пЂли птицы, — никогда не забуду я этого дня. Шевченко принесъ съ собою въ карманЂ несшитую тетрадь своихъ нигдЂ еще не напечатанныхъ стихотвореній, читалъ ихъ, довелъ меня до совершеннаго восторга и оставилъ свои произведенія у меня. Съ тЂхъ поръ до іюня мЂсяца нЂсколько разъ бывалъ у меня Шевченко по вечерамъ и приводилъ меня тогда въ удивленіе тЂмъ, что выпивалъ одинъ за другимъ болЂе десяти стакановъ крЂпкаго чая съ значительнымъ приливомъ туда ямайскаго рома, и это совершенно не дЂлало никакого вліянія на его голову; всякій другой, казалось мнЂ, выпивши столько, лежалъ бы нЂсколько часовъ безъ чувствъ. Я это обстоятельство привожу здЂсь для того, чтобы показать, какъ не совсЂмъ справедливы распространявшіеся слухи о его пьянствЂ: онъ дЂйствительно много могъ выпивать и любилъ выпивать, но въ безобразномъ отъ пьянства видЂ я не видалъ его ни въ это первое время моего съ нимъ знакомства, ни послЂ, до послЂднихъ мЂсяцевъ его жизни. Онъ пилъ такъ же, какъ пьетъ множество другихъ господъ, только могъ принимать такія пропорціи, которыя для другихъ были бы крайне вредны, для него же — нимало; даже незамЂтно было, чтобъ онъ былъ, какъ говорится, въ подпитіи. Въ то время всю мою душу занимала идея славянской взаимности, общенія духовнаго народовъ славянскаго племени, и когда я навелъ разговоръ съ нимъ на этотъ вопросъ, то услыхалъ отъ него самое восторженное сочувствіе и это болЂе всего сблизило меня съ Тарасомъ Григорьевичемъ.

«Въ первыхъ числахъ іюня 1846 г. меня избрали единогласно на каθедру русской исторіи въ университетЂ св. Владиміра, заставивши прочитать пробную лекцію по заданному указанію. То былъ для меня радостный и приснонамятный день; подЂлиться своимъ удовольствіемъ пршилось мнЂ съ первымъ Тарасомъ Григорьевичемъ. Выходя изъ университета, на пустырЂ, отдЂлявшемъ тогда университетъ отъ Стараго Города, я встрЂтилъ Тараса Григорьевича; мы пошли съ /599/ нимъ вдвоемъ по городу и ІПевченко, заявивши мнЂ свою радость о томъ, чтò радовало меня тогда, запЂлъ пЂсню о казакЂ, который повЂнчался съ дЂвушкой, не узнавши, что эта дЂвушка была его сестра, и потомъ оба превратились въ двухцвЂтный цвЂтокъ, называющійся по малорусски: «братъ съ сестрою», а по великорусски «Иванъ да Марья». Мимо насъ проходила публика, а Шевченко, не обращая вниманія на то, что вокругъ него происходило, закатывалъ свою пЂсню чуть не во все горло. Это былъ пароксизмъ чудачества, напоминавшаго старинныхъ запорожцевъ и проскакивавшаго у нашего поэта, впрочемъ, довольно рЂдко. Чрезъ сутки послЂ того я уЂхалъ изъ Кіева въ Одессу на морское купанье, а Тарасъ Григорьевичъ отправился съ профессоромъ Иванишевымъ раскапывать какой-то курганъ. По возвращеніи изъ Одессы, въ сентябрЂ, я перемЂнилъ квартиру, перешедши на Старый Городъ. Возвратился изъ своей поЂздки и Шевченко, и явился ко мнЂ на новоселье съ подаркомъ: то былъ старый, но сохранившійся вполнЂ черепъ изъ разрытаго кургана. Я поставилъ его у себя на полкЂ книжнаго шкафа. Осенью 1846 года мы видались не такъ часто, какъ прежде, потому что я былъ сильно занятъ составленіемъ читаемыхъ мною въ университетЂ лекцій, да и Тарасъ Григорьевичъ, помЂстившись гдЂ-то не близко отъ меня съ однимъ своимъ товарищемъ, кажется, Сошенкомъ, художникомъ, былъ занятъ своею спеціальностію. Такъ было до зимнихъ вакацій, когда прекращеніе университетскихъ лекцій дало мнЂ временно болЂе свободы отъ занятій. Въ первый день праздника Рождества Христова случилось событіе, имЂвшее печальныя послЂдствія на судьбу мою и Шевченка. Вечеромъ въ этотъ день сошлись мы у одного нашего общаго пріятеля Николая Ивановича Гулака, молодаго человЂка очень образованнаго и необыкновенно симпатичнаго. КромЂ насъ былъ у него еще одинъ помЂщикъ Полтавской губерніи, бывшій когда-то воспитанникъ Харьковскаго университета, посЂтившій Кіевъ проЂздомъ на пути въ чужіе края. Разговоръ у насъ шелъ о дЂлахъ славянскаго міра, высказывались надежды будущаго соединенія славянскихъ народовъ въ одну федерацію государственныхъ обществъ, и я, при этомъ, излагалъ мысль о томъ, какъ было бы хорошо существованіе ученаго славянскаго общества, которое бы имЂло широкую цЂль установить взаимность между разрозненными и мало другъ друга знающими славянскими племенами. Мысль эта, не разъ уже повторяемая всЂми нами, и въ этотъ разъ возбуждала у всЂхъ восторженное одобреніе. Разговоръ нашъ объ этомъ прекратился и потомъ завелся новый объ исторіи Малороссіи, особенно объ эпохЂ Хмельнищины, которою я тогда занимался уже въ продолже-/600/ніе многихъ лЂтъ съ ряду. Между тЂмъ за стЂною квартиры Гулака быда другая квартира, изъ которой черезъ стЂну слушалъ наши бесЂды какой-то неизвЂстный мнЂ господинъ, и потомъ постарался написать и послать куда сдЂдуетъ сообщеніе о насъ, сбивъ чудовищнымъ способомъ въ одно цЂлое наши разговоры о славянской взаимности и объ исторіи Малороссіи и выводя отсюда существованіе тайнаго политическаго общества. Не зная о готовившемся противъ насъ подкопЂ, я имЂлъ намЂреніе купить недалеко отъ Кіева дачу и узнавши, что въ мЂстечкЂ Броварахъ продается участокъ земли, десятинъ во сто, съ господскою усадьбою, отправился туда, пригласивши съ собой Шевченка. Мы нашли въ усадьбЂ, помЂщавшейся въ самомъ вышеозначенномъ мЂстечкЂ, двухъ пожилыхъ барынь, изъ которыхъ одна оказалась хозяйкою и владЂлицею продаваемаго участка. Мы провели тамъ полдня до сумерокъ. Уголокъ этотъ мнЂ понравился и я тогда же сговорился въ цЂнЂ, но, не помню, по какимъ-то вопросамъ, возникавшимъ изъ документовъ на владЂніе, оказалось нужнымъ отложить совершеніе купчей крЂпости до весны. Возвращаясь назадъ въ Кіевъ, мы чуть было не утонули. Пустились мы напрямикъ по льду черезъ ДнЂпръ, а передъ тЂмъ стояла продолжительная оттепель и ледъ мЂстами сталъ покрываться водою. Было темно и мы, сбившись съ дороги, попали было въ полынью, но, къ счастію, тамъ была отмель и мы ограничились тЂмъ, что страшно обмокли, и прибыли домой чуть двигаясь отъ холода. Только молодость и привычка къ воздушнымъ перемЂнамъ, чЂмъ отличались мы оба, спасли насъ отъ горячки. Шевченко скоро послЂ того уЂхалъ въ Черниговскую губернію къ знакомымъ помЂщикамъ.

«Между тЂмъ, устроенный подъ нами подкопъ произвелъ свое дЂйствіе. 31-го марта 1847 года меня отправили въ Петербургъ. Черезъ нЂскодько дней послЂ того, Шевченко возвращадся въ Кіевъ со своей поЂздки въ Черниговскую губернію и едва вступилъ на паромъ, ходившій подъ Кіевомъ по ДнЂпру во время разлива отъ одного берега до другаго, вдругъ неожиданно задержалъ его полицейскій чиновникъ. Тарасъ Григорьевичъ, впослЂдствіи, въ видЂ шутки, говорилъ, что съ дЂтства, самъ не зная отъ чего, не любилъ онъ косыхъ и не выносилъ спокойно встрЂчи съ ними, и вотъ, какъ бы въ оправданіе такого предчувствія, арестовавшій его полицейскій чиновникъ былъ косъ. Не знаемъ, оставался ли Шевченко сколько нибудь времени въ Кіе†или тотчасъ съ парома былъ повезенъ въ Петербургъ. Но видЂвшіе его на дорогЂ отъ Кіева до Петербурга, куда онъ слЂдовалъ подъ наблюденіемъ полицейскаго чиновника, говорили, что онъ былъ чрезвычайно веселъ, безпрестанно шутилъ, хохоталъ, пЂлъ /601/ пЂсни и такъ вообще держалъ себя, что на одной станціи смотритель, записывая подорожную, въ которой значился чиновникъ съ арестованнымъ лицомъ, замЂтилъ, что трудно узнать по виду, кто изъ Ђдущихъ арестованъ, а кто везетъ арестованнаго. Во все время производства слЂдствія Тарасъ Григорьевичъ былъ неизмЂнно бодръ, казался спокойнымъ и даже веселымъ. Передъ допросомъ какой-то жандармскій офицеръ сказалъ ему: «Богъ милостивъ, Тарасъ Григорьевичъ: вы оправдаетесь, и вотъ тогда-то запоетъ ваша муза». Шевченко отвЂчалъ по малорусски: «Не якій чортъ насъ усЂхъ сюды занЂсъ, коли не ся бЂсова муза!» (Не какой чортъ насъ всЂхъ сюда занесъ, какъ не эта проклятая муза). ПослЂ допроса возвращаясь въ свой нумеръ и идя рядомъ со мною, Тарасъ Григорьевичъ произнесъ ко мнЂ по малорусски: «Не журися, Миколо: доведеться ще намъ укупЂ жити» (Не унывай, Николай, еще доведется намъ жить вмЂстЂ). Эти послЂднія слова, слышанныя тогда отъ Шевченка, оказались впослЂдствіи, по отношенію къ намъ обоимъ, пророческими. Чрезъ нЂсколько дней, именно 30-го мая, взглянувши въ окно моего нумера, я увидалъ какъ вывели Шевченка и посадили въ экипажъ: его отправляли для передачи въ военное вЂдомство. Увидя меня, онъ улыбнулся, снялъ картузъ и привЂтливо кланялся. Тарасъ Григорьевичъ былъ отправденъ въ Оренбургскіе линейные баталіоны рядовымъ, съ воспрещеніемъ писать и рисовать. Онъ, главнымъ образомъ, пострадалъ за свои стихи, ходившіе въ спискахъ по рукамъ и ставшіе извЂстными правительству. Онъ выслушалъ надъ собою приговоръ съ невозмутимымъ спокойствіемъ, заявилъ, что чувствуетъ себя достойнымъ кары и сознаетъ справедливость высочайшей воли.

«Прошло послЂ того лЂтъ не мало. Съ восшествіемъ на престолъ нынЂ царствующаго Государя Императора многое измЂнилось. Я былъ уволенъ отъ обязательнаго пребыванія въ Сарато†и въ 1857 году уЂхалъ за границу. По возвращеніи въ отечество, я узналъ, что Шевченко, освобожденный изъ Петровскаго укрЂпленія на берегу Каспійскаго моря, гдЂ находился въ военной службЂ, плылъ на пароходЂ по ВолгЂ, останавливался въ СаратовЂ, заЂзжалъ къ моей матери, жившей тогда въ этомъ городЂ, и пробылъ у нея нЂсколько часовъ. ЗдЂсь онъ передалъ ей обращенное къ моему имени стихотвореніе, написанное имъ во время нахожденія подъ слЂдствіемъ, по тому случаю, что онъ неожиданно увидалъ изъ окна комнаты, въ которой сидЂлъ арестованнымъ, мою мать, проходившую мимо. Вотъ это стихотвореніе, безспорно одно изъ лучшихъ между произведеніями поэта: /602/

Николаю Ивановичу Костомарову.

ВесеньнЂ сонечко ховалось

Въ широкихъ хмарахъ весняныхъ.

Гостей зачиненыхъ своихъ

Холоднымъ чаемъ напувалы,

И часовыхъ переминялы,

СынЂмундирихъ часовыхъ.

И до дверей на ключъ замкнутыхъ

И до рышотки на викни

Привыкъ я трохи, и мени

Не жаль було давно отбутыхъ,

Давно похованыхъ забутыхъ

Моихъ тяжкихъ кровавихъ слйозъ,

А ихъ чимало розлилось

На марне-поле... хочъ бы рута,

А то нічого не зійшло...

И я згадавъ свое село,

Кого я тамъ колы покинувъ?

И батько й мати въ домовини,

И сердце тяжко запеклось

Що никому мене згадаты...

Дывлюсь, ажъ, брате, твоя маты,

Чорнише чорнои земли

Иде, зъ Хреста неначе знята...

Молюся! Господы молюсь!

Хвалыть тебе не перестану!

Що я ни съ кимъ не подилю

Мою тюрму, мои кайданы ! ¹)

1847 г.

Мая 19-го.

¹) Оставляется со всЂми неправильностями въ правописаніи, допущенными въ подлинной рукописи поэта.

«Онъ слЂдовалъ тогда съ намЂреніемъ достигнуть Петербурга, но принужденъ былъ остановиться на неопредЂленное время въ Нижнемъ НовгородЂ до полученія разрЂшенія на право въЂзда въ обЂ столицы, и мнЂ увидЂться съ поэтомъ не довелось ранЂе августа 1858 года.

«Въ это время, живучи въ ПетербургЂ и безпрестанно работая въ Публичной библіотекЂ, узналъ я, что Шевченко въ ПетербургЂ, живетъ въ академіи художествъ, гдЂ ему дали мастерскую, какъ художнику академіи. И вотъ, однажды, послЂ своего обычнаго купанья въ НевЂ, въ семь часовъ утра, зашелъ я въ академію и нашелъ помЂщеніе Шевченка. Я засталъ его за работою. «Здоровъ бувъ, Тарасе!» крикнулъ я, входя въ комнату. Шевченко, отступивши шага два назадъ, съ недоумЂніемъ окидывалъ меня глазами съ головы до /603/ ногъ и сказалъ: «Позвольте узнать, кого имЂю честь видЂть?» — Раз†не узнаёшь? — спрашивалъ я. — «НЂтъ», — былъ отвЂтъ. — Не можетъ быть, — упорно продолжалъ я, — приглядись хорошенько, прислушайся къ голосу. Вспомни прошлое: Кіевъ, Петербургъ, ЦЂпной мостъ! — Шевченко сталъ оглядывать меня со всЂхъ сторонъ и наконецъ, пожимая плечами, произнесъ: «НЂтъ, извините, не могу узнать!» Я еще нЂсколько времени побуждалъ его узнать меня, но онъ, переходя отъ холодно-вЂжливаго тона къ дружески-фамиліарному, сталъ просить не мучить его долЂе и назвать себя. Я произнесъ свою фамилію. Тогда Шевченко, неожиданно для меня. разразился плачемъ и дружески обнималъ и лобызалъ меня. Съ тЂхъ поръ въ продолженіе двухъ недЂль мы видались каждый день, особенно вечерами, въ трактирЂ Старопалкинскомъ, куда я, по условію съ нимъ, приходилъ, окончивши дневныя свои занятія въ Публичной библіотекЂ. Въ одинъ изъ этихъ дней я увидалъ за нашимъ почтеннымъ поэтомъ такую же выходку запорожскаго чудачества, какою показалось мнЂ когда-то его громкое пЂніе пЂсни на улицЂ въ КіевЂ. Условившись со мною идти къ бухнисту искать рЂдкой книги, онъ явился и шелъ со мною по Невскому проспекту, одЂтый въ бЂлую полуизорванную и сильно испачканную красками блузу, въ худой обуви, въ поношенномъ и истерзанномъ картузЂ на головЂ, такъ что фигура его напоминала казака Голоту въ малорусской думЂ, или спившагося съ круга и выгнаннаго со службы чиновника, обращающагося къ прохожимъ съ восклицаніемъ: пожертвуйте бЂдному дворянину. Что это было своеобразное чудачество, показываетъ то, что ни прежде ни послЂ Шевченко такъ не ходилъ по улицамъ.

«Въ концЂ того же августа 1858 года я уЂхалъ въ Саратовъ, куда былъ приглашенъ въ должность дЂлопроизводителя въ комитетъ по освобожденію крестьянъ, и вернулся въ Петербургъ уже въ маЂ 1859 года. Въ этомъ самомъ мЂсяцЂ Шевченко уЂхалъ въ Малороссію, откуда вернулся уже осенью.

«Весною 1859 года, я получилъ приглашеніе занять каθедру русской исторіи въ Петербургскомъ университетЂ и былъ утвержденъ въ званіи экстраординарнаго профессора въ октябрЂ того же года. Я помЂщался тогда рядомъ съ Публичною библіотекой, въ домЂ Балабина, въ просторной и свЂтлой комнатЂ съ перегородкою для постели: комната эта отдавалась отъ находившагося въ томъ же домЂ трактира. ПомЂщеніе мое было не совсЂмъ удобно: за стЂною, отдЂлявшею мою комнату отъ трактирнаго заведенія, безпрестанно раздавались звука органа и чаще всего терзали мой слухъ аріи изъ Риголетто, Трубадура и Травіаты. Но занимаясь каждодневно съ /604/ утра до сумерокъ въ Публичной библіотекЂ и другихъ книгохранилищахъ, я приходилъ въ свое помЂщеніе только къ ночи спать, и боялся тратить драгоцЂнное время на пріисканіе болЂе удобнаго помЂщенія, а потому цЂлый годъ терпЂлъ надоЂдливую музыку. Шевченко посЂщалъ меня по одному, а иногда и по два раза въ недЂлю. Я слышалъ стороною, что во время его послЂдней поЂздки въ Малороссію съ нимъ случилась какая-то непріятность, что къ нему придиралась гдЂ-то полиція, что на него былъ посланъ какой-то доносъ и, вслЂдствіе этого, онъ долженъ былъ уЂхать изъ Малороссіи ранЂе, чЂмъ бы ему самому хотЂлось. Но сколько я ни пытался узнать обь этомъ отъ него самого, онъ отдЂлывался ничего незначущими фразами, признаваясь, однако, что дЂйствительно были къ нему придирки отъ какого-то становаго пристава, но не имЂли важныхъ послЂдствій. Видя, что онъ на счетъ этого не хочетъ быть со мною откровеннымъ, я не сталъ болЂе допрашиваться, а онъ во всЂ свои посЂщенія самъ не заводилъ объ этомъ рЂчи. ПодсмЂиваясь надъ моимъ помЂщеніемъ, онъ говорилъ, что моя квартира истинно гусарская, а ужъ никакъ не профессорская, и въ ней приличнЂе было бы встрЂтить груду опорожненныхъ бутылокъ вмЂсто ученыхъ книгъ и бумагъ. Однажды устроилъ онъ мнЂ, по поводу моей квартиры, такую шутку. Пришедши ко мнЂ вечеромъ и услыхавши отъ меня, что я сильно занятъ приготовленіемъ къ завтрашней лекціи и долженъ буду проработать половину ночи, онъ ушелъ въ трактиръ, засталъ тамъ какихъ-то своихъ знакомыхъ и усЂлся за чай, а половымъ приказалъ завести органъ и играть тЂ именно аріи, которыя, какъ онъ слышалъ отъ меня, мнЂ особенно надоЂли. Часа два съ ряду мучила меня эта музыка, наконецъ не стало терпЂнія: понимая, что это Шевченко нарочно дразнитъ меня, я вбЂжалъ въ трактиръ, и умолялъ его, ради человЂколюбія, перестать терзать меня такою пыткою. «А вольно тебЂ помЂститься въ застЂнкЂ, — сказалъ онъ, — за то и терпи теперь пытки!» Другіе собесЂдники, слышавшіе нашъ разговоръ, приказали половымъ перестать играть, но Шевченко кричалъ: «НЂтъ, нЂтъ! Валяйте изъ Трубадура, Риголетто и Травіаты, я это очень люблю!» — Съ тЂхъ поръ, однако, онъ не приходилъ ко мнЂ иначе, какъ по моему приглашенію, зная навЂрное, что я буду свободенъ, и тогда, ожидая гостя, для меня любезнаго и дорогаго, я припасалъ бутылку рома къ чаю. Шевченко опорожнивалъ ее въ одинъ присЂстъ и при этомъ говорилъ: «Ты для меня не подавай цЂлой бутылки, а отливай половину и прячь до другаго раза, когда я пріЂду къ тебЂ. А то, сколько бы ты ни подалъ — я все выпью. Поставишь ведро, я и ведро ухлопаю, а поставишь полубутылку — я и тЂмъ до-/605/воленъ буду». Пьянымъ и въ это время я не видалъ его ни разу, какъ и прежде. Въ разговорахъ о своихъ литературныхъ занятіяхъ онъ былъ со мною сообщительнЂе, чЂмъ о своихъ прошлыхъ житейскихъ приключеніяхъ; онъ часто и охотно дЂлился своими стихотвореніями, еще не видавшими свЂта, иное произносилъ на-память, другое читалъ по собственноручной рукописи, и самую рукопись, по моему желанію, оставлялъ у меня на время. Между прочимъ показывалъ онъ мнЂ тогда маленькую переплетенную книжечку, въ которой написаны были произведенія того горькаго времени, когда онъ находился въ военной службЂ. Ему тогда запрещено было писать и онъ держалъ эту книжечку не иначе какъ въ сапогЂ на своей ногЂ, и, по собственнымъ словамъ его, если бы у него нашли эту книжечку, то подвергся бы онъ жесточайшей отвЂтственности уже за одно то, что осмЂлился писать, вопреки высочайшему запрещенію, не говоря о томъ, что бòльшая половина стихотвореній, написанныхъ его рукою въ этой книжечкЂ, была, по содержанію, неценсурнаго свойства. КромЂ того, въ это время нерЂдко видались мы у покойнаго графа Θедора Петровича Толстаго. Какъ покойный графъ, престарЂлый художникъ, такъ и его супруга и все семейство очень ласкали Шевченка и любили его, столько же высоко цЂня его двойной талантъ — художника и поэта, сколько за его прекрасную, чистую душу, просвЂчивавшуюся во всЂхъ его рЂчахъ и поступкахъ.

«Весною 1860 года, перебралась въ Петербургъ моя покойная мать, и мы наняли квартиру въ 9-й линіи Васильевскаго острова. Теперь я сталъ жить недадеко отъ Шевченка, продолжавшаго оставаться въ своей мастерской въ академіи художествъ. Онъ приходилъ ко мнЂ каждую недЂлю по вторникамъ, когда у меня былъ назначенъ одинъ вечеръ въ недЂлю для пріема знакомыхъ, но иногда заходилъ и въ другіе дни. Осенью того же года Тарасъ Григорьевичъ сталъ бывать у меня рЂже. Поводомъ къ этому, какъ оказалось послЂ, было то, что онъ намЂревался жениться и время его поглощалось на ознакомленіе съ избранною особою. Но онъ почему-то отъ меня какъ-будто скрывалъ свое намЂреніе, и я слыхалъ о немъ отъ другихъ, какъ равно услыхалъ, что его планъ жениться — разстроился. Тогда встрЂтилъ я Тараса Григорьевича, давно уже передъ тЂмъ у меня небывавшаго, въ Большомъ театрЂ, на представленіи «Вильгельма Теля», а онъ — замЂчу мимоходомъ — чрезвычайно любилъ эту оперу и приходилъ въ дЂтскій восторгъ отъ пЂнія Тамберлика и де-Бассини, имЂя привычку при этомъ восклицать по малорусски: «МатерЂ ёго сто копанокъ чортЂвъ, якъ-же славно!» (Чортъ побери, какъ хорошо!). — Чи ты, Тарасе, справдЂ женишься? — /606/ спросилъ я его. — «Мабуть (вЂрно) оженюсь тогдЂ якъ и ты!» — отвЂчалъ Шевченко. Съ того вечера опять сталъ Тарасъ Григорьевичъ навЂщать меня, но о своихъ романическихъ похожденіяхъ не говорилъ ни слова. Въ концЂ декабря 1860, а можетъ быть, въ январЂ 1861 года (навЂрное не припомню), Шевченко явился ко мнЂ во вторникъ вмЂстЂ съ Павломъ Ивановичемъ Якушкинымъ, извЂстнымъ собирателемъ народныхъ великорусскихъ пЂсенъ. Оба были пьяны до безобразія, особенно Якушкинъ; Шевченко все-таки держалъ себя приличнЂе. Отведя его въ сторону, я ему замЂтилъ, указавши на многихъ гостей у меня, что о немъ будутъ распространяться дурные слухи. Это былъ, однако, первый и послЂдній разъ, когда я увидалъ Шевченка положительно пьянымъ. Кто знаетъ, можетъ быть, причину тому надобно искать въ той сердечной трагедіи, которая съ нимъ недавно передъ тЂмъ разыгралась и которой касаться я не считаю себя въ правЂ, такъ какъ знаю о ней мало и то по неяснымъ слухамъ, но самъ онъ до конца своей жизни мнЂ о томъ не говорилъ ничего. Какъ бы то ни было, видЂвши Шевченка пьянымъ только одинъ разъ, но видЂвши его много разъ пьющимъ, я остаюсь при томъ убЂжденіи, что слухи о его порочной преданности пьянству произошли отъ его многопитія, невредившаго, однако, его духовнымъ силамъ, и во всякомъ случаЂ неправы тЂ, которые, благоговЂвши при жизни поэта предъ его музою чуть не до идолопоклонства, послЂ смерти Шевченка стали презрительно называть эту музу пьяною.

«Не могу теперь припомнить: былъ ли еще хоть разъ у меня Тарасъ Григорьевичъ послЂ прихода его ко мнЂ съ Якушкинымъ, или то было послЂднее его посЂщеніе. НесомнЂнно помню, что скоро послЂ того онъ заболЂлъ или, правильнЂе сказать, усилилась и приняла острый характеръ болЂзнь, которая уже прежде подрывала его здоровье. Въ февралЂ 1861 года я отправился къ нему узнать о состояніи его здоровья. Онъ сидЂлъ за столомъ, кругомъ его были неоконченныя работы. Онъ сказалъ, что его здоровье значительно поправляется и на будущей недЂлЂ онъ непремЂнно придетъ ко мнЂ. Между прочимъ, тогда показалъ онъ мнЂ золотые часы, недавно имъ купленные. То были первые часы, которые готовился онъ носить: до тЂхъ поръ скудость средствъ не дозволяла ему думать о такой роскоши. Тарасъ Григорьевичъ относился къ этимъ часамъ съ какимъ-то дЂтскимъ удовольствіемъ. Я простился съ нимъ, взявши съ него обЂщаніе придти ко мнЂ на будущей недЂлЂ, а если не будетъ въ силахъ, то увЂдомить меня, и я самъ приду къ нему. Это было въ пятницу. Въ слЂдующее затЂмъ воскресенье его не стало. Обстоятельства его кончины и погребенія подробно были разсказаны въ «Ос-/607/но※ въ оное время. Мой взглядъ на Шевченка какъ на поэта былъ уже выраженъ отчасти въ «Осно※, отчасти же въ книгЂ Гербеля «Поэзія славянъ».

«Въ заключеніе сообщу слЂдующее и при томъ такое, что для большинства почитателей памяти поэта остается до сихъ поръ совершенно неизвЂстнымъ. Уже послЂ его кончины сообщены были мнЂ его сочиненія, собственноручно писанныя по русски. Изъ нихъ можно видЂть, что Тарасъ Григорьевичъ никакъ не можетъ подвергаться подозрЂніямъ въ крайней исключительности, доводящей любовь къ своей мЂстной родинЂ до нерасположенія къ остальному русскому отечеству, а въ этомъ, какъ извЂстно, обвиняли писавшихъ народною рЂчью малодумающіе ревнители общерусскаго единства. Тарасъ Григорьевичъ любилъ русскій языкъ, самъ, какъ оказывается, писалъ на немъ и желалъ печатать написанное, но не рЂшался на это по скромности, не надЂясь на достаточное знаніе русскаго языка и на достаточность собственнаго образованія, такъ какъ судьба для него съ колыбели до гроба была злою, жестокою мачихою и всю жизнь постоянно то тЂмъ, то другимъ ставила его въ невозможность расширить умственный свой горизонтъ, сообразно его блестящимъ способностямъ. Въ числЂ оставшихся послЂ него русскихъ сочиненій, есть нЂсколько разсказовъ или повЂстей съ тЂмъ самымъ содержаніемъ, которое встрЂчаемъ въ нЂсколькихъ его малорусскихъ стихотвореніяхъ большаго размЂра, вошедшихъ въ собраніе сочиненій Шевченка, изданное подъ названіемъ «Кобзарь». Вниманіе читавшихъ «Кобзарь», конечно, останавливалось на прекрасной поэмЂ «Наймичка», гдЂ изображается мать, которая, подбросивъ богатымъ хозяевамъ своего ребенка, потомъ нанимается у этихъ хозяевъ работницею, сходится съ ними и сживается до того, что уже какъ будто сама принадлежитъ къ ихъ семьЂ, съ нЂжнЂйшею материнскою любовью заботится о своемъ сынЂ, живущемъ у хозяевъ въ качест†ихъ собственнаго роднаго сына, оставляя его въ полномъ невЂдЂніи относительно себя, и открываетъ ему тайну только предъ своею смертію. Между русскими писаніями Шевченка мы встрЂтили разсказъ того же содержанія, съ нЂкоторыми, однако, частностями, которыхъ нЂтъ въ малорусскомъ произведеніи, и съ превосходно изображенными чертами народнаго быта и жизни. ПовЂсть эта такъ хорошо написана, что если бы напечатана была до появленія въ свЂтъ ея малорусской стихотворной редакціи, то была бы привЂтствована пубдикою какъ выходящее изъ ряду явленіе. Точно также видЂли мы въ бумагахъ покойнаго поэта д†повЂсти: «Княгиня» и «Варнакъ», такого же содержанія, какъ и стихотворенія, напечатанныя по мало-/608/ русски въ «КобзарЂ» подъ тЂми же названіями. Видно, Шевченко иногда на одну тему писалъ и по малорусски стихами, и по русски прозою. ЗатЂмъ, въ бумагахъ его оказались: 1) Близнецы — разсказъ изъ быта малорусскихъ помЂщиковъ средней руки послЂдней половины XVIII вЂка, гдЂ между прочимъ замЂчательно живо и интересно, кромЂ другихъ чертъ мЂстной жизни, представлены пріемы воспитанія. 2) Музыкантъ, гдЂ изображена судьба крЂпостнаго челрвЂка у знатнаго малороссійскаго барина: этотъ человЂкъ съ необыкновенными способностями къ музыкЂ, но терпитъ отъ путъ крЂпостной зависимости до того, что изъ Петербурга въ Малороссію препровождается, по требованію новаго господина, по этапу; однако, при помощи добродЂтельнаго нЂмца Антона Карловича получаетъ, за деньги, отъ помЂщика свободу и женится на благородной дЂвицЂ, живущей у его бдагодЂтеля. 3) Художникъ, гдЂ представленъ другой крЂпостной человЂкъ иной профессіи, чЂмъ прежній — живописецъ, отданный мальчикомъ въ маляры, спасенный благодЂтельнымъ художникомъ и выкупленный на волю при посредст†знаменитаго Брюллова. Очевидно, поэтъ, приступая къ написанію повЂсти, имЂлъ въ виду собственную судьбу, такъ какъ все вначалЂ разсказываемое въ повЂсти находится въ автобіографіи Шевченка и относится къ его собственной личности. Но этимъ только ограничивается сходство повЂсти съ автобіографіею. ДалЂе въ повЂсти съ художникомъ происходятъ иныя событія: онъ случайно сходится съ рЂзвою дЂвушкою, сначала шутитъ съ нею, потомъ влюбляется и женится, тогда какъ она уже беременна отъ какого-то мичмана; наконецъ, умираетъ въ домЂ умалишенныхъ. Изъ этого видно, что Шевченка постоянно занимали воспоминанія о своей собственной прошедшей судьбЂ и онъ не разъ, то такъ, то иначе, обращался къ нимъ и принаровлялъ ихъ къ разнымъ вымышленнымъ героямъ своихъ повЂстей въ разныхъ видахъ. 4) Несчастный — повЂсть, написанная авторомъ во время его пребыванія въ ссылкЂ, нослЂ встрЂчи съ загадочнымъ человЂкомъ. Вдовецъ, провинціальный помЂщикъ, пріЂхавши въ Петербургъ, женился на особЂ сомнительнаго свойства и скоро послЂ того умеръ, убившись на охотЂ. Вдова — искусная лицемЂрка, сдЂлавшись полною госпожою, всю задачу своей жизни поставляетъ въ томъ, чтобы, для пользы своего сына, оттереть дЂтей своего мужа отъ перваго брака. Изъ нихъ сынокъ ослЂпъ въ дЂтствЂ, а дЂвочку мачиха везетъ въ Петербургъ, распуская слухъ, что намЂрена помЂстить ее въ институтЂ, а на самомъ дЂлЂ помЂщаетъ сироту у своей давней пріятельницы-нЂмки, которая держитъ швейное заведеніе, беретъ дЂвочекъ для обученія ремеслу, а на самомъ дЂлЂ для другихъ, болЂе непозво-/609/лительныхъ цЂлей. Черезъ нЂсколько времени эта госпожа пріЂзжаетъ въ Петербургъ снова съ своимъ сыномъ, чтобы докончить его воспитаніе, полученное въ деревнЂ отъ крЂпостныхъ наставниковъ, и вмЂстЂ съ тЂмъ, чтобы окончательно отдЂлаться отъ падчерицы. Сынъ, избалованный матерью шалопай, дЂлается вполнЂ развратнымъ негодяемъ, обкрадываетъ и оскорбляетъ мать, и раздражаетъ ее до того, что она, при посредст†правительства, засылаетъ его, ради исправленія, въ Орскую крЂпость, гдЂ авторъ и увидалъ его, и гдЂ этотъ потерянный юноша играетъ роль жалкаго шута между солдатами, и сталъ извЂстенъ тамъ всЂмъ подъ именемъ несчастнаго. Но и злую мать постигаетъ заслуженная кара. НЂмка, у которой мачиха помЂстила свою падчерицу подъ вымышленнымъ именемъ своей крЂпостной Акульки, принимаетъ отъ госпожи посудъ и порученіе выдать мнимую Акульку за какого нибудъ посЂтителя веселаго дома, который бы соблазнидся нЂкоторымъ приданымъ; но нЂмка сочла за лучшее открыть падчерицЂ и ея жениху всю подноготную и побудить ихь преслЂдовать закономъ злодЂйку-мачиху. ДЂло кончается тЂмъ, что падчерица вступаетъ во всЂ права своего состоянія, похищенныя у ней обманомъ, а мачиху ссылаютъ въ монастырь на покаяніе. Художественная выдержка характеровъ, трогательныя, глубоко-потрясающія душу читателя сцены, чрезвычайно занимательное изложеніе — все это дало бы этой повЂсти почетное мЂсто между лучшими произведеніями нашихъ беллетристовъ, еслибъ она была напечатана. 5) ПовЂсть о бЂдномъ ПетрусЂ переноситъ читателя въ ту эпоху, когда казацкіе старшины, преобразованные въ русскіе чины и получившіе вмЂстЂ съ ними потомственное дворянское достоинство, совершали крайнія самоуправства, пользуясь крайнею продажностью и мелкодушіемъ судей. Къ сожалЂнію, авторъ наложилъ безъ-удержу слишкомъ много густыхъ черезчуръ красокъ, что вредитъ силЂ впечатлЂнія, производимаго на читателя, и строгой исторической вЂрности. 6) Капитанша. Содержаніе этого разсказа таково: еще во время пребыванія русскихъ войскъ во Франціи (1814 — 1815 гг.), офицеръ увезъ оттуда въ Россію дЂвушку, держалъ по мужски какъ деньщика, а когда она сдЂлалась беременною, уЂхалъ, оставя ее на попеченіи барабанщика. Француженка умерла, а новорожденную ея дочь держалъ у себя одинокій барабанщикъ до 16-ти лЂтъ, когда въ городЂ МуромЂ капитанъ-женолюбецъ насильно увезъ ее, но она отъ него убЂжала, очутилась, какъ бродяга, въ тюрьмЂ и была тамъ отыскана барабанщикомъ съ рожденною ею отъ капитана дочерью. Барабанщикъ женился на невинной жерт†гнуснаго насилія, пріютился близь Глухова, содержалъ тамъ корчму, а вырос-/610/шая дочь жены его вышла за мЂстнаго помЂщика, пріятеля автора. ЗамЂчательно, что какъ въ этомъ разсказЂ, такъ и въ другихъ, и въ нЂкоторыхъ малорусскихъ произведеніяхъ, авторъ избираетъ для сюжета судьбу простолюдинки, соблазненной или изнасилованной развратникомъ изъ высшаго класса. Тема эта, какъ видно, почти такъ же занимала Шевченка, какъ и судьба человЂка, выбивающагося съ большими затрудненіями изъ-подъ крЂпостнаго гнета. ПослЂднее для насъ объясняется близостію къ судьбЂ самого автора. Не было ли въ жизни автора, или въ близкомъ къ нему кругу, чего нибудь такого, что въ равной степени сдЂлало близкою къ его сердцу судьбу простонародныхъ жертвъ барскаго сластолюбія, или же это только плодъ его постоянной скорби объ униженіи человЂка — не знаемъ.

«Въ своихъ повЂстяхъ и разсказахъ, писанныхъ по русски, Шевченко впадаетъ въ медодраматичность, а нерЂдко и въ растянутость. Редакція русскихъ сочиненій Шевченка въ томъ видЂ, какъ они оставлены, сильно страдаетъ небрежностью. Попадаются то недомолвки, то излишнія повторенія, то явные анахронизмы, вообще такія ошибки, которыя несомнЂнно были бы самимъ авторомъ исправлены, еслибъ онъ приготовлялъ эти сочиненія уже къ изданію. Теперь — они болЂе наброски, чЂмъ оконченныя сочиненія, и въ настоящемъ видЂ похожи на драгоцЂнные камни въ уродливой оправЂ. Среди всЂхъ недостатковъ и недодЂлокъ, въ нихъ, однако, повсюду свЂтягся признаки громаднаго дарованія автора: вЂрность характеровъ, глубина и благородство мыслей и чувствъ, живость описанія и богатая образность — послЂднему качеству, какъ видно, способствовало и то, что авторъ былъ живописецъ по профессіи.

«Истинно уважающій васъ и глубоко преданный

Н. Костомаровъ.

9-го декабря 1879 г.

[Поэтъ Тарасъ Григорьевичъ Шевченко: I. Очеркъ его жизни, II Воспоминанія о немъ, 1846-1861 гг., Н. И. Костомарова // «Русская старина». — СПб., 1880. — Т. XXVII. — Кн. 3. — С. 588-610.]

© Сканування та обробка: Максим, «Ізборник» (http://litopys.kiev.ua)
4.XI.2007

‹‹   Головна